Он назвал меня как в детстве: Никита Кожемяка, сказочный богатырь.

– Не надейся, – произнес я. – Тебе я никогда не верил. Особенно тогда, когда ты был Алеша Попович. Хитрый больно был богатырь, хотя и прославленный.

– Теперь нет. Не могу я больше врать – сил нет… Когда они поняли, что мне ничего не известно, решили покончить со мной прямо в парке. Сказали: «Быстрей найдут, в другом месте испортишься…» Один прицелился и выстрелил в живот. Пуля, кажется, в печень угодила. Другой снова стал говорить по телефону и как закричит: «Кончай его. Контрольный в голову – и уходим!» Они торопились. Я лежал на земле. Он не стал подходить и выстрелил от машины. После этого я отключился.

– Когда это было?

– Недавно… в восьмом часу.

– О каком капитане речь? Тут их бродит кругом… Ты тоже капитан.

– Не я и не Иванов. Они говорили о «Коршуне». Есть такое корыто, маневровое…

– Значит, капитан все-таки…

– Сделай их, Никита. Я на тебя надеюсь… Тяжко мне… В затылке лом торчит… Запомни, Никита. Среди них на «Коршуне» нет никого, кому можно верить, – продолжил Чачин. Он торопился. Голос начинал заплетаться. – Все до единого. От рубки до киля. От кормы до носа. Это лишь случай, что я выполз из парка. Посторонних на корыте нет никого, Никита. Сегодня они собираются вывозить крупную партию героина… Заодно они хотят покончить с тобой. Ты один. А напарник твой – пидорюга.

– Он погиб… – меня колотило.

– Ошибаешься… – Чачин отключился.

Мои руки работали у его головы. Я принес из аптечки бинт и делал повязку «чепчик». Бинт с двух сторон от темени к подбородку – на узел. Затем от ушей туда и обратно, через рану, пошла ходить упаковка бинта, ныряя под образовавшееся подобие крепежа, закрывая все большее пространство. Закончено. По крайней мере, в рану не попадут посторонние предметы. Входное отверстие в области живота располагалось в области печени. Выходного отверстия я не нашел. Кровь из раны не била фонтаном. Она даже не пульсировала. Значит, не были задеты большие сосуды. И все-таки пришлось наложить сдавливающую повязку, закрепив лейкопластырем…

Скорее всего, груз не собираются вывозить. К нему даже не притронутся. Он лежит на складе в подземелье, в аккуратных упаковках. Блошиные танцы организованы с одной целью – раз и навсегда отучить спецслужбы замахиваться на первых лиц местного государства. «Не трогай белого дяденьку, хам», – вот что хотят этим сказать. Капитан «Коршуна» вовсе не собирался со мной сотрудничать. Он получил за меня деньги и готов был действовать дальше.

В местной «Скорой» не брали трубку. Вероятно, весь персонал разом отправился на ужин домой. Деревня! Придется звонить в город. Но что это даст? Пока идет сюда машина, а потом назад, пройдет два часа.

Город ответил быстро и сразу пообещал, что свяжется с поселковой бригадой по рации, заодно назвав её позывной. Прошло еще пять минут, но машины все не было. Если увезти Чачина самому, то еще не известно, что для него окажется полезнее – лежать тихо в кустах или трястись на местных кочках.

Я бросился к машине, открыл багажник, вынул радиостанцию и, установив нужную волну, стал вызывать на связь местную «Скорую помощь». Никто не отвечал. Тогда я на машине вернулся к Чачину и быстро, сквозь брюки, ввел ему промидол. Через минуту Чачин пришел в себя.

– Может, тебе удастся сесть в машину?

Сесть в машину? Он попробует. Чачин не чувствовал боли и начинал улыбаться. Отворив правую дверь и поддерживая за плечи, я усадил его на заднее сиденье.

«С огнестрельными ранениями ему едва ли здесь могут помочь, – мелькнула запоздалая мысль. – И вообще, с простреленной печенью долго не живут…»

– В город поедем, Алешка.

– Не довезешь, Никита…

Машина летела поселком, таща за собой бесконечный и пыльный шлейф.

– Лягу, Никита, – произнес позади Чачин.

Я молчал, давя на педаль газа. Надо успеть. И надо надеяться на удачу. Если удастся попасть именно в дежурную больницу – половина будет сделана. Не всякая больница каждый день работает на прием. Пальцы искали кнопки телефона. Мне вновь понадобился город.

– Слушай, «Скорая»! – крикнул я. – Через двадцать минут я буду на старом мосту. Прошу встретить и принять больного. Огнестрельное ранение в голову и, кажется, в печень…

В городе не перечили. Больше всего их интересовал абонент – лицо, сообщившее о раненом.

– Кто вы? – спрашивали из города.

– Иванов! – ответил я. – Петр Сидорович! – И продолжил: – Машину разверните по направлению к городу на правом берегу. Нельзя терять время. – И тут же отключился.

Дизель ревел на пределах мощности. Машина ныряла в лога и вскоре выныривала с другой стороны. Скорость дошла до предела. Вскоре, наплывая, показался сосновый бор, а за ним пригородный поселок. Золотисто-паленые сосны мелькали вперемешку с бревенчатыми домами. Пришлось снизить скорость. Вылетел на прибрежные луга и снова пошел на пределе. Впереди маячил в вечерней дымке мост с редкими машинами.

На другом конце моста, рядом с низкими строениями вдоль берега, ритмично мелькали огни спецмашин. «Скорая помощь» прибыла с милицейским подкреплением. Только этого не доставало специальному агенту. Начнутся расспросы: откуда, для чего и зачем? Каким образом, в каком составе и во сколько? Расспросы агенту ни к чему – они ему противопоказаны по состоянию здоровья. Да и времени нет совершенно. Не может агент оставлять свои визитные карточки. Ему и пожрать-то времени нет, а тут – расспросы, очные ставки. Да самого же и в изолятор.

С правой стороны, по ходу движения, за мостом стояла машина «Скорой помощи» и две автомашины милиции. Издали виднелись фигуры в белых халатах. Я проехал мимо и остановился на обочине. Выскочив из машины, я открыл заднюю дверь: Чачин не подавал признаков жизни. Тело его, казалось, уже начинало коченеть.

– Бегом! Бегом! – торопил я людей, махая руками. В халатах спешили к машине, таща за собой носилки.

– Быстрее! – орал я, войдя в раж. Врачи, не раздумывая, подчинялись. Чачин уже лежал на носилках, когда один, нащупывая пульс, поднял руку. Он просил тишины. Ему это было необходимо для решения профессионального вопроса: «Скорая помощь» покойников не возит.

– Пульс слабый, – вымолвил, наконец, доктор. – Едем. Мы его теряем…

Носилки с Чачиным поднесли к машине «Скорой помощи», воткнули через заднюю дверь в гнезда, хлопнули дверьми и полетели в гору. Я остался один на один с пятерыми мужиками, трое из которых оказались в форме. В руках у них чернели короткие автоматы. Двое, в штатском и с папками в руках, спешили наперерез. У них была куча вопросов ко мне, но я опередил их.

– Полковник милиции, – сурово произнес я, протягивая в развернутом виде в самые глаза глянцевое удостоверение. – Остальное на месте, товарищи. «Штатские» согласно кивнули.

Я сел в машину и тихо тронулся, однако в гору машина у меня вновь набрала скорость, так что товарищи сразу отстали. Едва ли они волновались: на месте полковник все объяснит. Машина пересекла улицу Кирова, повернула влево, потом еще раз влево, вновь пресекла улицу Кирова и вернулась к реке по параллельной улице. Еще раз налево, и она уже вновь на мосту. Она словно сама катала меня только что по вечернему городу, а не я крутилу баранку, норовя открутить напрочь. Не открутил. Машина по-прежнему послушна. У поста ГИБДД я снизил скорость, тихо прошел мимо.