и, наконец, разместив его в своём каноэ, со всей поспешностью направились к берегу. Там скоро собралась толпа, и водолаза перенесли к жилью, близкому к резиденции Бораболлы, куда, прослышав о бедствии, подошли и мы, чтобы оказать помощь.

Войдя в хижину, добрый старый король приказал всем удалиться и затем принялся исследовать страдальца.

Череп, как оказалось, был очень сильно повреждён, расколовшись в одном месте.

– Позвольте мне выправить его, – страстно попросил Самоа.

И, услышав рассказ о его опыте в таких вопросах, Бораболла отдал пациента.

Водой из тыквы и куском ткани из таппы однорукий Уполуан тщательно промыл рану и затем, привязав к острому осколку бамбук и тонкую полупрозрачную чашку кокосовой кожуры, приступил к операции – и это было не что иное, как «томоти» (исправление головы), другими словами, трепанация.

У пациента, всё ещё остававшегося без чувств, фрагменты черепа были раздвинуты с помощью бамбукового скальпеля, затем эти части приблизились к молочной сфере кокосового ореха и удачно заполнили соответствующую нишу, где кожа также была подогнана, и операция была завершена.

И в то время, когда все собравшиеся восхищённо кричали об искусном умении Самоа, а сам Самоа испытывал удовлетворение от своего мастерства, Баббаланья предложил, что было бы хорошо узнать, выжил ли пациент. И тогда, после прослушивания его сердца, водолаз, как было установлено, оказался мёртв.

Свидетели громко сокрушались, но назвали хирурга удивительным учёным.

Возвращаясь к Бораболле, последовала большая беседа относительно печальной сцены, которую мы засвидетельствовали, которая затем перешла в обсуждение изучения вопросов хирургии в целом.

В дальнейшем Самоа услаждал компании этой историей, за правдивость которой никто, кроме него, не мог поручиться, поскольку никто, кроме него, не был в то время и в том месте; хотя есть свидетельства, говорящие, что ничто тут не входит в противоречие с обычаями некоторых варварских племён.

Продолжение следует.

Глава XCVII

Вера и знание

К невероятным вещам можно по-разному относиться, но вещь может быть невероятной и всё же быть верной, и иногда она невероятна именно потому, что она верна. И существует множество неверующих, но поверивших в наименее невероятные вещи, и множество фанатиков, не признающих самое очевидное. Но давайте держаться крепко за всё, что у нас есть, и остановите все утечки нашей веры, ибо отверстие шириной в ладонь способно потопить наш семидесятичетырёхпушечный корабль. Вся Атлантика может ворваться в один иллюминатор, и если мы уступим дощечку, то мы уступим флот. Вооружённые всей бронёй Святого Павла, испанским шлемом, кольчугой и поножами, мы способны сражаться подобно туркам, медленно двигаясь дюйм за дюймом, и результатом битвы будет наш труп.

Но давайте не оглядываться на друзей и не путать их с противниками.

Ведь инакомыслящие всего лишь соглашаются на большее, нежели мы. Хотя Мильтон был еретиком по отношению к символам веры Святителя Афанасия, его вера превысила веру самого Святителя Афанасия и веру Афанасия в то, что Фома, ученик, своими собственными глазами узрел следы от гвоздей. Откуда идёт эта мысль, что мы все теперь христиане, если лучший из нас вёл бы себя, возможно, иначе во времена Фомы.

Чем выше интеллект, тем больше веры и меньше доверчивости: Гавриил отклоняет больше, чем мы все, неверующие. Самые большие чудеса – первые истины, и первые истины – бальзам, который мы извлекли. Самые близкие вещи наиболее удалены. Хотя ваши уши расположены максимально близко к вашему мозгу, они навсегда удалены из поля вашего зрения. Человек имеет более полное представление о луне, не находясь на ней. Мы уже знаем, что луна круглая, а он только делает этот вывод. Это потому, что мы сами находимся в самих себе, которых мы не знаем сами. И это только из-за нашей слабой веры мы считаем, что нет нигде неверующих, и только из-за нашей нехватки веры мы верим в то, что мы делаем.

Согласно некоторым старым вселенским истинам всё человечество – неверующее. Вы верите, что вы жили три тысячи лет назад? То, что вы присутствовали при взятии Тира, были разбиты в Гоморре? Нет. Но что касается меня, то я был при спаде Великого потопа и помогал месить землю и строить первый дом. С израильтянами я падал в обморок в пустыне, находился на суде, на котором Соломон превзошёл всех судей, сидящих перед ним. Это был я, кто спрятал потерянную работу Мането по египетской теологии как содержащую тайны, которые не должны быть показаны потомству, как аргументы, противоречащие священным каноническим писаниям; я затеял заговор против пурпурного убийцы Домициана; я явился в Сенат, чтобы великий и славный Аврелий стал императором. Я спровоцировал сложение полномочий Диоклетиана и Чарльза Пятого, я тронул сердце Изабеллы, и она выслушала Колумба. Я – тот, кто от фаворитов короля укрывал Чартера в старом дубе в Хартфорде, я прятал Джоуффа и Уэйли: я был главной маской индейцев-мохавов, кто в Старой гавани Содружества сбросил за борт груз чая Ост-Индской компании, я – преклонённый персидский волхв, я – человек в железной маске, я – Марк Юний Брут.

Глава XCVIII

Рассказ о путешественнике

Как-то Самоа рассказал невероятную историю, случившуюся с ним в путешествии. Однако домоседы говорят, что путешественники лгут. Всё же путешествие в Эфиопию излечило бы их от этого, поскольку немногие скептики – путешественники и не так много лгунов среди путешественников, хотя имеется пословица, уважающая эту ложь. Это ложь, когда кое-кто заявляет, что Брюс был немецким кузеном барону Мюнхгаузену, но верен рассказ Брюса, что абиссинцы отрезали живые куски от своего рогатого скота. Это было по большей части злодейским извращением тех, кто представил путешествия Мандевиля как чудовищные. И хотя все лгуны попадают в Геенну, то, предположив, что Мандевиль умер задолго до Данте и что Данте провёл перепись чертей, мы не найдём сэра Джона и подходящий ему жареный язык в этом ужасном исчадии ада.

Но позвольте не отстраняться от правды. Встань, Самоа, и через своего переводчика рассказывай.

Как-то давно, во время его бесконечных морских скитаний, Уполуана призвали залечить голову друга, ужасно пострадавшего в отчаянной борьбе со снастями.

После экспертизы той части мозга, что оказалась так же повреждённой, как и сам череп, была взята молодая свинья, и предварительно выбранная часть её живого мозга была помещена во впадину, созданную трепанацией при помощи кокосовой скорлупы. Впадину затем закрыли скальпом.

Этот человек не умер, а выжил. Но вместо того, чтобы стать воином великого разума и духа, он стал скверным товарищем с извращённым нравом, демонстрируя многие особенности своей свинской прививки. Он прожил после операции больше года и в конце этого периода всё же ходил безумным и умер в бреду.

Горячо изложенный рассказчиком, этот анекдот был взят на веру некоторыми присутствующими. Но Баббаланья проявил к нему внимание.

– Всё же если эта история верна, – сказал он, – и так как она тщательно зафиксирована, то, значит, наши мозги, так или иначе, органы разума; тогда, как я полагаю, почему бы человеческому рассудку не быть помещённым в свинью, перенеся в её череп человеческую суть. Я долго думал, что люди, свиньи и растения слишком просты для физиологических экспериментов и что наука наконец позволит философам произвести новые разновидности существ, как-то смешивая и придумывая основные компоненты плоти и растений, тем самым создавая новые комбинации. У моего друга Атахалпы, астролога и алхимика, долгое время имелась фляга, в которой он пытался вывести фею, компоненты которой были составлены по его же собственному рецепту.

Но мало кто внял Баббаланье. Рассказу путешественника уделили больше внимания.

Мускулы Самоа были тверды, а слова чеканны.

Глава XCIX

«Marnee Ora, Ora Marnee»4

В течение всего дня смерти водолаза делались приготовления для совершения последних должных ритуалов над его останками и переноса их при свете факелов к его могиле –