– А как выглядел этот кузен, который пришел недели две назад? – спросил молодой полицейский.

– Это был мужчина довольно плотного телосложения, краснолицый здоровяк, с седыми бакенбардами. О, я его непременно узнаю.

– Сообщник! – воскликнул Лекок.

– Что вы сказали?

– Это к вам не относится. Спасибо!.. Я тороплюсь, но мы еще с вами увидимся. Прощайте!..

Лекок пробыл в лавке торговца не больше пяти минут. Однако когда он вышел на улицу, Май и папаша Абсент уже исчезли из виду. Но это обстоятельство ничуть не волновало Лекока.

Когда молодой полицейский обсуждал план охоты на человека в Париже, он постарался предусмотреть все трудности, чтобы заранее справиться с ними, в том числе и подобный случай. Если один из преследователей будет вынужден отстать, второй должен сделать так, чтобы тот смог его догнать, используя при этом опыт сказочного Мальчика-с-Пальчик.

Они договорились, что тот, кто пойдет по следу Мая, будет через определенное расстояние рисовать мелом на домах и ставнях лавок стрелы, острие которых, словно вытянутый палец, укажет отстающему дорогу. Таким образом, чтобы найти путь, Лекок должен был просто осмотреть фасады ближайших домов.

Осмотр не был ни трудным, ни долгим. На ставнях третьей от лавки торговца подержанной одеждой лавки виднелась жирная стрела, острие которой было направлено в сторону улицы Сен-Жак. Молодой полицейский устремился туда. Он торопился, снедаемый беспокойством.

Ах! Его утреннюю уверенность как рукой сняло. Слова торговца подержанной одеждой стали для молодого полицейского жестоким ударом. Отныне становилось ясно: таинственный и неуловимый сообщник убийцы был настолько предусмотрительным, что просчитал все варианты спасения в случае маловероятного побега. Необыкновенная прозорливость этого человека превосходила все так называемые чудеса ясновидящих.

«Что лежало в этом свертке? – думал Лекок. – Одежда, это несомненно. Деньги, документы, фальшивый паспорт?..»

Добравшись до улицы Суффло, Лекок остановился и огляделся, спрашивая у стен дорогу. Это оказалось секундным делом. Стрела, нарисованная на лавке часовщика, указывала на бульвар Сен-Мишель. Молодой полицейский продолжил путь.

«Попытка сообщника, – размышлял Лекок, – отдать сверток торговцу подержанной одеждой провалилась. Однако сообщник не тот человек, который мирится с поражением… Он наверняка принял другие меры предосторожности. Хорошо бы догадаться, что это за меры, чтобы опередить его!..»

Подозреваемый пересек бульвар Сен-Мишель и пошел по улице Мсье-ле-Пренс, о чем красноречиво свидетельствовали стрелы, нарисованные папашей Абсентом. Лекок тоже направился по этой улице.

– Есть одно обстоятельство, которое успокаивает меня, – шептал молодой полицейский. – Это поведение Мая в лавке торговца, его растерянность, когда он узнал, что у этого человека для него ничего нет. Сообщник, сообщивший Маю о своих намерениях, не смог предупредить его о неудаче. Значит, в настоящее время подозреваемый располагает только собственными средствами… Условная цепь, связывавшая его с сообщником, порвана, разбита. Между ними больше нет договоренности, нет общей системы, нет планов… Нельзя допустить, чтобы они встретились. Только и всего!

Лекок радовался, что ему удалось добиться перевода Мая в другую тюрьму. Он, предполагая, что выиграет партию, торжествовал, хвалил себя за свою недоверчивость. У него были все основания полагать, что сообщник пытался оставить сверток накануне того дня, когда подозреваемого перевезли в другую тюрьму. Это предположение объясняло, почему Мая не смогли предупредить…

Идя от стрелы к стреле, молодой полицейский добрался до театра «Одеон». Опознавательных знаков больше не было, зато он увидел под сводами галереи папашу Абсента.

Старый полицейский стоял перед прилавком книготорговца и делал вид, будто внимательно рассматривает иллюстрированный журнал. Молодой полицейский направился к своему коллеге развязной походкой парижского шалопая, в костюм которого был одет.

– Ну?.. – спросил Лекок. – Где Май?

– Там, – ответил папаша Абсент, показывая взглядом на колоннаду унылого здания.

Действительно, подозреваемый сидел на ступеньке каменной лестницы. Упершись локтями в колени, он закрывал руками лицо, словно хотел спрятать от прохожих свое отчаяние. Вне всякого сомнения, сейчас он думал, что погиб. Один, без единого су, посреди Парижа… Что с ним будет?

Он, безусловно, знал, что за ним следят, наблюдают, идут по пятам, и отчетливо понимал, что при первой же попытке встретиться с сообщником, при первой же возможности дать о себе знать он выдаст свою тайну. Эту самую тайну, которую он ценил дороже жизни и которую до сих пор хранил, идя на многочисленные жертвы, благодаря своей удивительной энергии и хладнокровию.

Лекок долго молча смотрел на этого несчастного человека, которого, тем не менее, уважал и которым восхищался. Потом он повернулся к своему старому коллеге:

– А что делал подозреваемый, – спросил он, – по дороге?

– Он заходил к пяти торговцам подержанной одеждой, но безрезультатно. Отчаявшись, он обратился к старьевщику, который проходил мимо с тюком старого барахла на плече, но они не договорились.

Лекок покачал головой.

– Мораль всего этого, папаша Абсент, такова, – сказал он. – Между теорией и практикой лежит огромная пропасть. Вот подозреваемый, которого опытные люди приняли за отпетого негодяя, жалкого циркача – так умело он говорил о горестях и превратностях своего существования… Теперь он сбежал из тюрьмы, оказался на свободе… И этот так называемый бродячий циркач не знает, как превратить свою одежду в деньги. Артист, создававший иллюзии на сцене, исчез. Остался человек… человек, который всегда был богатым, который ни к чему не приспособлен в этой жизни!..

Лекок замолчал: Май встал. Молодой полицейский находился шагах в десяти от Мая и отчетливо его видел. Несчастный был мертвенно-бледным. Весь его облик свидетельствовал о подавленности. В глазах читалась нерешительность. Возможно, он спрашивал себя, не разумнее ли добровольно сдаться тюремщикам, поскольку средств, на которые он рассчитывал, совершая побег, не было.

Но вскоре Май стряхнул с себя оцепенение, временно охватившее его. Его глаза заблестели. Сделав жест, в котором чувствовались угрозы и вызов, он спустился по лестнице «Одеона», пересек площадь и пошел по улице Ансьен-Комеди. Теперь он шагал уверенно, как человек, у которого есть цель.

– И кто знает, куда это он направился?.. – шептал папаша Абсент, стараясь идти в ногу с Лекоком.

– Я!.. – ответил молодой полицейский. – И доказательством служит тот факт, что я сейчас вас покину и побегу, чтобы сыграть с ним злую шутку. Конечно, я могу ошибаться. Но поскольку надо все предусмотреть, вы будете рисовать для меня стрелы. Если наш человек не появится в гостинице «Мариенбург», как я предполагаю, я вернусь сюда, а потом пойду по вашим знакам.