В ушах у него пульсировала кровь, нервы были напряжены до предела. Он был готов при малейшем намеке на опасность выскочить из машины и сделать ноги.

Вот их обогнал большой черный джип, резко повернул направо и встал у тротуара. Из него вышли два братка в кожаных куртках.

«Толян послал за мной, – обмер Коржик. – Кранты».

Но те даже не взглянули на них, а направились к ресторану. Коржик постепенно вернулся к жизни и начал дышать. Небо показалось ему светлее, чем раньше, а лица водителей и пешеходов особенно приятными и дружелюбными.

Начался Земляной Вал. «Финишная прямая, – подумал он. – Скоро будем на месте. Но тут, разрывая воздух сиреной, вперед промчался милицейский уазик с зарешеченными окнами. Коржик сжался еще раз. „Они будут нас ждать у поворота на привокзальную площадь, – решил он, – чтобы потом легче было доказать, что я хотел бежать. Не сделать ли ноги прямо сейчас? Ведь можно же уехать из Москвы и с другого вокзала“.

Сиденье под задницей горело, ноги сами рвались из машины, но он приказал себе не двигаться. Его лицо сохраняло каменную неподвижность. Он научился этому еще в детстве, когда играл во дворе в индейцев. Индейцу полагалось быть бесстрастным в любых ситуациях, какие бы эмоции ни бушевали у него внутри. По этой части он был лучшим индейцем во дворе. Он не думал, что когда-либо это может ему пригодиться. Но пригодилось. «При весьма странных и загадочных обстоятельствах», как принято писать в романах.

Коржик порадовался, что водитель не лез к нему с разговорами. Слушал себе блатной песняк Михаила Круга и смотрел на дорогу.

Но тут он ошибся. Движение замедлилось, и внешняя сторона Садового почти встала. Теперь они двигались почти что со скоростью пешеходов. Водителю стало скучно, и он решил пообщаться.

– Поставил бы на заднее сиденье, – кивнул он на рюкзак, который Коржик держал на коленях.

Рюкзак был тяжелым, ноги от него затекли, и Коржик время от времени шевелил ими, чтобы размяться. Тот это заметил.

– Да сейчас уже приедем, – сказал Коржик. – Раньше надо было, а теперь уж чего.

– А я думал, может, у тебя там что ценное? – подмигнул тот.

– Ага, ценное! – ответил Коржик ему в тон – Гостинцы в деревню.

– А-а-а! – понимающе протянул тот. – И водка, небось, есть?

– А как же без нее? Без нее никуда.

– Это уж точно! И далеко едешь?

– В Тульскую область.

– Так это рядышком. Вечером уже будешь водку пьянствовать.

– Конечно! – широко улыбнулся он.

Коржик умел находить общий язык со всеми, когда надо. Ему было одинаково легко разговаривать с работягами, клерками и предпринимателями. Может, потому, что сам он успел побывать в шкуре каждого из них. И часто это помогало наладить контакты. В результате умело проведенного разговора возникало чувство симпатии, а это оказывалось далеко не лишним.

Вот и сейчас между ним и водителем возникла не то чтобы симпатия, а скорее понимание. Тут бы ему и выйти из машины. Он знал, что любые беседы с незнакомыми людьми следует заканчивать вскоре после их начала, пока они еще не зашли слишком далеко. Но до вокзала было еще не близко.

«Только бы не лез с задушевностями», – подумал Коржик и отвернулся к окну. Но простые ребята на то и простые, чтобы не чувствовать настроения собеседника. Если бы они его чувствовали, то не были бы простыми. Но тогда кто бы возил людей и чинил трубы? С другой стороны, эта болтовня сейчас была кстати – она отвлекала от тревожных мыслей и помогала скоротать время в дороге. Так бы он думал о подстерегающих впереди опасностях, а так болтает о всякой фигне. Нужно было только не выдать себя какой-нибудь преувеличенной реакцией, как это бывает, когда нервы на взводе.

Но вопреки желанию Коржика, разговор все же перешел во вторую стадию – за жизнь.

Водитель принял его показное дружелюбие за настоящее и задал следующий вопрос:

– А сам-то ты чем занимаешься?

«Уже лучше, – подумал Коржик, – не будет концентрировать внимание на рюкзаке».

– В смысле? – он сделал вид, что не понял.

– Где трудишься?

– Да так, в фирме одной.

– Начальником?

– Нет, рядовым.

– А похож на начальника, – раздумчиво произнес водитель.

«Вот те на! – удивился Коржик. – А я-то думал, что слился с народом».

– Почему ты так решил? – заинтересовался он.

– А выражение лица у тебя такое, как будто ты привык командовать, – объяснил водитель с некоторой даже едкостью в голосе.

Мол, вывел я тебя на чистую воду. Что ты теперь скажешь?

– А-а, лицо, ха-ха! – издал Коржик немного ненатуральный смешок. – Так это я замещал недавно одного, он в отпуск уходил. Вот и пристало. А так – нет. Не начальник я.

Водитель недоверчиво хмыкнул.

– Ну, значит, будешь, раз замещать поставили, – мрачно сказал он.

– Когда еще это будет, – возразил Коржик, – если будет вообще.

И тут же подумал: «А какого хрена я оправдываюсь перед этим пролом? Не пошел бы он в задницу? Ни на минуту нельзя расслабиться. Чуть потерял контроль над ходом разговора – и вот уже он поворачивает не туда, куда нужно. Пора этот треп заканчивать».

– Да что мы все обо мне, – сказал Коржик. – Ты о себе-то расскажи.

Водитель долго молчал, потом неохотно ответил:

– А что обо мне рассказывать? Кручу вот баранку целыми днями.

– Кручу-верчу, запутать вас хочу? – пошутил Коржик.

Водитель покосился на него:

– Нет, я вожу честно.

– А раньше?

– Комиком был.

– В цирке? – не понял Коржик.

– Ага, в цирке! – хмыкнул тот. – Всю жизнь комиком – лопатой и ломиком! Слыхал про таких?

Они дружно рассмеялись. Шутка помогла исправить наметившуюся неприязнь.

Тем временем машина подъехала к вокзалу. Коржик протянул деньги.

– Ну, насмешил ты меня, брат, – сказал он, нарочно вставив простоватое «брат», которого обычно избегал. – Спасибо, что довез.

– Удачи! – пожелал водитель.

Он даже и не подозревал, как она сейчас была тому нужна.

Машина отъехала. Коржик повесил рюкзак на плечо, подхватил сумку и пошел к вокзалу. Боковым зрением он отметил, что перед зданием отираются несколько ментов. Смотреть на них прямо было нельзя, только вскользь. Лучше всего вообще не смотреть и спокойно проходить мимо, как будто их и нет вовсе. Посмотришь – могут остановить и затеять проверку документов, попросить открыть сумку и рюкзак. В его положении допустить этого было нельзя.