— За нашу королеву! — провозгласил кто-то. Кто?

Похоже, компания еще выпила — без нее.

Из осколков собралось нечто, похожее на людей. Приблизилось лицо… в пенсне, в кепке… кружка в отставленной руке…

— Решили мы, мадам, в гостёчки вам предложить заглянуть, — торжественно сказал Берия. — Будете нашей королевой!

Марина икнула.

— Г…Гертрудой… королевой датской…

— Гертруда — задрыга и шлюха. Отбрасываем этот образ с негодованием.

— Тогда Ж…Жанной… д-д-д… Арк…

— Жанна — святая… Смело… Так каков ваш ответ, мадам?

— Я м-мадемуазел-ль…

— Достойно сказано…

В фокус вплыл Валентин:

— Ты, малышка, лучше не спорь, нах…

Берия придержал его, заставляя замолчать.

— У вас есть возражения… мадемуазель?

— Возражения — пережиток перестройки и гласности, — сказала Марина. — Лаврик, я вас люблю. Вы такой плоский.

— Валя, наливай!

— Уже.

— За любовь!

Берия встал, жестом заставляя подняться остальных. Поддержал его лишь Лютик.

— За идеалы! — дополнил Берия свой же тост.

— За возражения… — пробормотала Марина.

Два мужика стояли друг напротив друга, разделенные лишь столом. Взгляды их крепко сцепились — не разорвать. Они оба явно «улетали» — как и все вокруг. Из темных глубин выползало прошлое, перемешиваясь с настоящим, внося в мозги опасную путаницу. Что-то такое было у них в прошлом… что-то глубоко припрятанное…

— За нашу и вашу свободу, — сказал Берия со значением и нехорошо усмехнулся. Подозрительно заглянул в кружку, выпил, крякнул и сел на место.

Лютик вылакал свое пойло молча. Грохнул стакан о доски. Садиться не стал: уперся кулаками в стол.

— Ты… В моем доме — о свободе? Не сходи с катушек, четырехглазый. А ты, — ткнул он пальцем в Валентина. — Ты, это… грабли подбери.

Валентин сидел максимально близко от Марины, ласкал ее шею одной рукой (во второй была кружка) и шептал, что обожает зверь-баб, умеющих дыбать по зенкам, и что его любимый фильм — «Бони и Клайд».

Берия укоризненно покачал головой:

— Я, уважаемый гражданин, никогда самообладания не теряю. Как истинный поэт своих чувств…

— Да ты говно, а не поэт… Клоп… вертишь меня на капусту…

Лютика заметно мотало. Берию — тоже.

— Ты сядь, сядь, гражданин Лютик. Ты человек труда. И мастер — класса высокого… Хай-класса ты мастер… Поэтому все тебе прощаю. Ты только сядь…

Валентин хотел налить Марине в стакан, промахнулся и не заметил этого.

— А что такое «дыбать по зенкам»? — спросила она.

— Чисто бабский прикол, — оскалился громила. — Выдавливать каблуками глаза у раненых и связанных. Не пробовала?

— Пока нет.

— Попробуешь, малышка…

—И баб моих не трожь! — Лютик повысил обороты. — А тебе сказано — убери от девки грабли! — бешено посмотрел он на Валентина.

— А то что? — заинтересовался тот.

Зойка тщетно пыталась усадить своего мужика.

— Люблю я тебя, — вздохнул Берия. — И жалею… Я вообще люблю простой народ ручного труда. Что касается якобы твоих баб… Зою Федоровну, друг дорогой, тоже очень я уважаю, люблю и жалею.

Лютик выпил еще. Один. Ни с кем не чокаясь и никому не предлагая.

— Да это она тебя жалеет! Ты глянуть на нее боишься! Куда тебе — бабу такую? Она ж тебя разорвет… Коли я не разорву…

Берия был просто в восторге:

— Да что вы говорите, подержите мой арбуз!

Глаза Лютика почернели.

— Завалю и в землю зарою!!! Зудец тебе, Лаврентий! — наклонившись вперед, он взял Берию за воротник, вытащил из-за стола и потянул на себя. Загремела посуда.

— Ну, так… — сказал Валентин, отрываясь от Марины. Он вскочил и толкнул Лютика. Гигант улетел на ту половину сарая, где была мастерская, свалив попутно все, что смог зацепить своим телом. Берия осел на пол, как мешок.

И тут в Зойке пробудилась волчица. Она тоже вскочила — со звериным рыком, — схватила нетвердой рукой горящую керосиновую лампу и замахнулась на Валентина. Ее шатало и кидало — с довольно большой амплитудой. Замах был вялым. Впрочем, и Валентина уносило прямо на глазах: сконцентрировавшись, он перехватил руку с лампой, и два бойца застыли в шатком равновесии.

Берия взобрался на стул и грянул:

— За очищающий огонь! За молнию зла!

Он успел налить себе и выпить.

Марина, пока про нее забыли, пыталась отодвинуть от себя стол или хотя бы просто сдвинуть его с места. Ничего не получалось.

— Не сметь, — погрозил ей Берия пальцем. — От меня не уйдешь… Будешь моей…

…Ее крутило все сильней. Надпочечники вбрасывали в кровь убойные дозы адреналина и норадреналина, помогая мозгу удержать реальность, а в результате рождались глюки… Картинки шли наплывами. На дощатом столе в грязном сарае Илья с Викушей занимались любовью — их искаженные сладострастием лица плясали прямо перед Мариной. Викуша орала, как недорезанная свинья… Александр яростно дрался с полковником Лебедевым за право заменить Илью. Полковник бросил Александра через голову, тот врезался в обогреватель; вспышка — и нет соперника… Вот полковник перекусывает Илье горло — садовым секатором. Хлещет кровь, тело валится под стол, Викуша хохочет… Вот из обогревателя, прямо их раскаленных спиралей, вылезает Александр — голый, багрово-красный, с копытами вместо ступней. Он обливает полковника самогоном из бутыли и поджигает… В дверь сарая, никем не замеченный, давно уже проник Федор Сергеевич. Пока мужчины разбираются друг с другом, он подкрадывается к столу и принимается серпом отпиливать Викуше голову; она извивается и визжит, а над ними, расправив кожистые крылья, парит багрово-красный Александр и смеется, смеется… Из глубины сарая, как зомби, надвигается Лютик с топором…

Стоп! А вот это уже была реальность. Мир вернулся. Лютик, выбравшись из-под остова иномарки, озирал помещение шальным взглядом, потом сделал несколько шатких шагов и остановился. Без топора. Топор — это были глюки…

— Ты — мне… о свободе?.. — изумился он.

Зойка все боролась с Валентином: кричала, разумеется, она, а вовсе не Викуша. Керосиновая лампа в руках взбесившейся бабы сдерживала мужчину, не позволяя ничего толком предпринять. Оно и понятно: случайно уронишь — беда. Зловещие тени прыгали по сараю… Банка с косорыловкой была уже разбита, в воздухе остро пахло сивухой. Берия тупо смотрел на пол, беззвучно шевеля губами…

— Ненавижу вас! — надсаживалась Зойка.

— Уймись, подстилка! — ревел Валентин.