Две другие мои тётушки никогда не вступали ни в какие партии. После гимназии обе окончили курсы и учительствовали. Успели выйти замуж за двух родных братьев – офицеров царской армии, а пожить счастливой жизнью не успели – началась революция.

Род Бажановых происходил из помещичьего сословия и до революции жил небедно. Но новая эпоха безжалостно закрутила, переломала человеческие судьбы. Разлом прошёл и по семье Бажановых. Мужья Антонины и Анны не приняли новую власть. В 1918-м ушли в Добровольческую армию на Дон, где и погибли, оставив вдовам по сыну. Сыновья выросли. И повторили судьбу отцов – оба сгинули в 1942-м на Сталинградском фронте в районе реки Дон. И остались сёстры совсем сиротами. Жили. Учительствовали. Да так, что обе стали заслуженными учителями РСФСР, а Антонину Макаровну даже наградили орденом Трудового Красного Знамени. Я держал в руках этот орден и очень гордился своими тётушками.

После Великой Отечественной войны их племянница-коммунистка Анастасия Ивановна Смирнова собрала оставшихся в живых Бажановых вместе и помогла пережить тяжёлое время. Так через многие-многие годы жизнь примирила родных по крови людей.

Детская память – цепкая. Помню, рассказывают тётушки про своё житьё-бытьё, показывают старые фотографии, доходят до того места, как получили похоронки на сыновей, и плачут тихо. Так плачут, когда знают, что всё равно никто не поможет.

Удивительными были мои тётушки. Всегда ходили в строгих чёрных длинных платьях с белыми ажурными воротничками, какие носили до революции, сохранили стройные фигуры до глубокой старости. Нравились мне их степенность, немногословие. Знали они про жизнь всё. А какими рукодельницами были – вязали и крючками, и спицами! Весь дом был устлан искусно сделанными ковриками, половичками, салфетками и скатёрками. А в деревянном сундучке в их комнате вместе с фотографиями хранили тётушки самое дорогое – носочки, пинеточки и распашонки своих сыновей. Доставались эти маленькие детские вещицы только в их дни рождения.

Несмотря на воспитание тётушек и бабушки, летом я целые дни проводил с друзьями в детских проказах. Помню, с заборами не очень дружил. В нашей мальчишеской компании я был самым худым и самым маленьким по росту. Бабушка сшила мне на смену две пары трусов чёрного цвета. Трусы получились прочные. На вырост. Доходили они мне до колен и считались шортами. А заборы в нашей деревне строились в основном из штакетника. При перелезании через такой забор правая гача моих трусов цеплялась, и я частенько повисал на штакетине. Резинка оказывалась прочной, выпасть я не мог и болтался под хохот друзей, как сушёная вобла, пока кто-нибудь из проходящих мимо взрослых не снимал меня с забора. Став взрослым, я не потерял этого ощущения из детства, когда оказываешься в неприятной ситуации и ничего не можешь поделать. И надеешься на судьбу. Это как висеть на заборе.

Помню хорошо деда своего, Льва Макаровича. Взгляд его – снисходительный и добрый. Молчал больше дед. Теперь понимаю – отмалчивался. Трудную долю, выпавшую на его жизнь, не оплакивал, не жаловался никому. Просто молчал. Но со мной играл, дудки-свистульки всякие мастерил, сказки рассказывал. Но больше всё-таки молчал. Помню, сидит на лавочке у забора с тросточкой в военной фуражке без кокарды, на солнышке греется и о чём-то думает. Никогда я не слышал, чтобы дед ругался, поминал плохо царя, или Советскую власть, или время тяжёлое. Молчал. Только после его смерти поведала мне бабушка про судьбу Льва Макаровича. Перспективный офицер встретил революцию и Гражданскую войну в должности военного коменданта железнодорожной станции Чита. Служил под командованием адмирала Колчака и атамана Семёнова. Присягу не нарушал, но не пошёл с Семёновым в Китай, хотел быть полезным своей Родине. Служил в Красной Армии. Но припомнила ему Советская власть прошлое, когда в 1938 году дошла очередь маршалу Блюхеру идти на эшафот. Только после смерти Сталина оказался дед на свободе. Забрал семью и уехал с Дальнего Востока на Волгу, к племяннице Анастасии.

Но в детстве я ничего этого не знал и был счастлив в нашем большом доме. Помню, зимой дед затопит печку, сядет возле неё на стул вместе с котом Васькой, да так и сидят вдвоём, на огонь смотрят. И я подойду и посижу с ними. У печки хорошо, тепло и уютно. Дед с Васькой ещё долго сидят, а я уже на улице с двоюродным братом Вовкой на санках катаюсь по морозному чистому, как молоко, снегу. И так нам весело! Очень я был привязан к брату. Баловал он меня. Владимир был старше на 10 лет. Занимался спортом, играл на многих музыкальных инструментах, неплохо пел – школу музыкальную окончил с отличием. Тяга к музыке у меня от него. Не сложилась у него судьба. Но в памяти моей остался брат Владимир молодым, сильным, весёлым и добрым.

Его мама по имени Лида редко бывала дома даже по праздникам. Она много работала, помогая тёте Тасе содержать большую семью. Была безобидной и доброй незамужней женщиной.

Про кота Ваську нужно сказать отдельно. Сколько помню себя маленьким, Васька всегда был большим чёрно-белым котом. Деда очень уважал. Жил Васька в доме вместе со всеми, а гулял в саду и во дворе, редко выходя за забор на улицу. Часто дрался с соседскими котами, покушающимися на границы его владений. Дружил Васька с нашим псом Тузиком. Рыжий Тузик жил возле сарая и охранял двор. Васька в будку к нему захаживал, как к себе домой. Частенько они там и спали вместе. Но, если во дворе слышался заливистый собачий лай, все знали, Васька полез в скворечник. Вовка снимал разбойника с высокого шеста, на котором к крыше сарая крепился деревянный птичий дом, а Тузик гонял кота по двору, показывая всем, как он добросовестно знает службу. Васька делал вид, что боится.

Длинными зимними вечерами вся семья Бажановых собиралась за большим столом в тёплой гостиной с люстрой. Пили чай, вели неспешные беседы, раскидывали карты в «дурака».

Из воспоминаний о детстве всегда приходит ощущение всеобъемлющей любви. Оно идёт именно оттуда – из этого дома, где я рос до семи лет.

Когда подошла пора идти в школу, мама забрала меня в город. Помню, как не хотелось уезжать, как сильно я скучал по деревенской жизни, по оставшимся там друзьям, по тётушкам и бабушке с дедушкой, брату, по Ваське с Тузиком, по воздуху свободы. Во время школьных каникул на все просьбы отправить меня в деревню мама качала головой, и впереди меня ожидал пионерский лагерь.

Бабушку с дедушкой через некоторое время мама тоже забрала в город, чтобы получить от работы трёхкомнатную квартиру.

Окончив школу, я уехал поступать в военное училище. Далеко от родной земли пытался построить свою жизнь, но как-то плохо получалось.

Время шло. Я возвращался в деревню лишь однажды, уже курсантом третьего курса военного училища лётчиков. Мы тогда приехали вместе с бабушкой. Нашего дедушки к тому времени уже не стало на этом свете. Тётушки были ещё живы. Тёте Тоне и тёте Нюре перевалило за 90 лет, но они ещё передвигались самостоятельно. Тётя Тася казалась более бодрой, наверное, потому что была моложе их лет на 10. Из нашего большого дома давно все трое переехали в благоустроенную квартиру – в то время былые заслуги тёти Таси ещё имели вес.

Тётушки узнали меня и были рады.