Илья выстраданным тройным сальто перебросил себя в один из темных коридоров. Раздался еще один выстрел и предсмертный вскрик последнего шведа. Было слышно, как Кнут тяжело шмякнулся. И дальше поплыл затихающий скрип по снегу.

Латинос не мог убежать далеко, пока ключ оставался в чужих руках. Илья решил, что Кортес засядет где-нибудь за выступом скалы, ожидая, когда безоружный русский слепо бросится в погоню. Засада — любимая уловка любого индейца. Илья сохранял спокойствие и двадцать минут, и час, и три часа… Он бродил по заиндевевшим галереям тибетского монастыря и осторожно выглядывал из окон. Где прячется Кортес, он так и не смог отгадать. Потом выяснилось, что обувка покойного Курта оказывается россиянину в самый раз.

Потом пришло осознание факта, что латинос позорно бежал, отринув всякую надежду завладеть ключом. И искать беглеца не имелось уже никаких нужды и возможности. Снова испортилась погода, и поземка зализала все следы. Она гнала снежную муть от одного выступа скалы к другому, она тормошила заклякший труп буддийского монаха и сметала излишки снега в пропасть, будто мусор.

Прав был покойный Угх, каждый из добравшихся до тайного монастыря паломников здесь что-то оставил. Илья ради ритуала наколол палец и стряхнул выступившую бусинку крови. Как символ, что он прощается с прежней жизнью.

Вокруг там и сям шелестела листва, это выходили на штурмовые рубежи другие бороро. Сквозь бахрому и кружева веток, сквозь дерматин и лавсан листьев, сквозь пряжу лиан то и дело проглядывали шоколадные торсы. Со стороны форта журчали по траве испуганные ящерицы и порхали прочь бабочки невиданных расцветок. А из кустов на Валеру пялилась засиженная мухами голова блондина в по босяцки надвинутой на лоб пилотке. Валера так и не узнал, был этот человек рослым или кургузым, потому что, судя по запаху, голову накололи на ветку уже пару дней тому, а туловище не прилагалось.

— Вкусный, — поймав взгляд Зыкина, причмокнул почти не различимый в густой, будто украинский борщ, траве Зуб и скользнул вперед.

Здесь бурно росли папоротники и высокие серебристые хвощи. Стволы деревьев щедро покрывались бородой мхов и проказой лишайников. Локти скользили по опавшим листьям, косые солнечные лучи падали между крученных стволов, и мир вокруг облепляли золотые пятна.

Когда не удалось захватить дорогих гостей на мостках и лобовая атака захлебнулась, бороро рассеялись вокруг форта в тесно прилегающих джунглях. И теперь хладнокровно сжимали кольцо. Они ползли, пока впереди не замаячила развешенная на кольях колючка. Оказывается, колючие заграждения были загодя цинично издырявлены и напоминали трал на кефаль, который торпедировала стая касаток.

— Многому меня научил мудрый Итубаре, — похвастался Зуб, протянул руки и прямо из кустов, будто фокусник кролика из цилиндра, выудил два лука и связки стрел с оперением из перьев амазонской цапли, — Не научил только посылать во врагов небесные молнии. А ведь Кортес говорил, что каждый бороро может приказывать погоде, только не умеет, — один лук Зуб протянул Валере, — Приходится воевать дедовским способом.

Зыкин видел, что малочисленные и вооруженные только Магнумами 44 бледнолицые засели у окон второго этажа. И стоит индейцам лишь преодолеть простреливаемую зону, исход боя станет предрешен. Чтоб не вызвать подозрений, Валера натянул тетиву и пустил стрелу счесать шляпу со слишком неосторожного защитника.

— Сегодня пообедаем на славу, — не лежалось спокойно на месте Зубу Бобра, — Это истинная правда, потому что мне приснились три женщины, собирающие капающую из пасти ягуара слюну.

Потерявший шляпу защитник пальнул наугад и стал более осторожно высовывать нос. Вот незадача, его дурная пуля перешибла древко лука у Зуба. Зуб разразился мудреными проклятиями, оглянулся с завистью на лук Валеры, но отбирать подарок обратно постеснялся.

Зыкин с некоторым даже удивлением понял, что к бою оказались не готовы обе стороны. Хитрость индейцев — напасть из болота — в тактическом плане равнялась самоубийству. Кто ж так устраивает засады?[94]А на месте защитников форта Валера применил бы одну из хитростей американцев, отработанных во Вьетнаме.[95]Но «тирольцы» явно имели городскую специализацию, в партизанских хитростях не смыслили ни бельмеса и гибли за зря.

— Гром небесный — это лишь лай псов, унесенных облаком и скучающих по своему хозяину, — Зуб Бобра присмотрел в колючке подходящую горизонтально натянутую проволоку, ловко виляя бедрами, подполз к ней со скоростью анаконды. Занеся руку с половинкой лука за проволоку, индеец наложил стрелу на древко, а тупой конец упер в проволоку. Затем резко дернул и отпустил, посылая стрелу в провал окна. Получилось. Но…

Валере горизонтально натянутая проволока сразу не понравилась. Потому, что именно она была совершенно лишена шипов. А значит — ее здесь натянули не для того, чтобы царапать непрошеных гостей.

Валера успел ткнуться лицом в муравейник, прежде чем рядом с Зубом шарахнула зацикленная на растяжку граната. По спине бойца Зыкина забарабанили комья земли, корни, многоножки и то, что осталось от приятеля-каннибала. Взрыв словно послужил сигналом для атаки. Справа и слева из кустов выросли индейцы и засыпали окна градом стрел.

Смерть куражилась в полное удовольствие. Валера видел, как от боли скребли ногтями лианы простреленные навылет бороро, и как созревшими кокосами валились из окон поймавшие стрелы защитники форта. Атака захлебнулась. Валера видел, как младший из семьи Колючих Рыб, совсем еще сопляк, подполз к запутавшемуся в колючке, плюющему кровью и уже одной ногой отчалившему в поля вечной охоты отцу. И кровью отца быстро нарисовал на лице и груди боевые узоры.

Валера видел, как мальчишка поднял выроненное отцом копье, перемахнул ограждение, побежал, сверкая пятками, к двери. Но пуля все равно оказалась быстрее и снесла ему полчерепа. И мальчик свалился среди гниющих трупов.

— Великого шамана Легкую Руку к вождю! — рискуя попасть под прицельный огонь, заорали бороро, залегшие в двадцати метрах направо по периметру.

— Великого шамана Легкую Руку к вождю! — подхватили в десяти метрах.

Зыкин догадался, что кличут его, и по пластунски двинул сквозь щекочущие лоб стебли. Он полз по пням и канавам, давя пауков-птицеедов и распугивая пупырчатых жаб. Он полз мимо вжавшихся в траву живых и мертвых индейцев. И дополз. Пулей вождю выковыряло глазное яблоко, и теперь орган зрения свисал на скользкой пульсирующей нитке.