Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки… (Пауза.) Так хочется поговорить, а не с кем. Никого у меня нет.

А.П. Чехов. Вишневый сад

— До свидания! — кричат Хорнеры из машины, отъезжающей со стоянки нантакетского аэропорта.

Я остаюсь одна на обочине, у края бетона.

Сажусь на свой рюкзак, подавляя рвотные спазмы: вполне естественное состояние для того, кто сейчас провел двадцать пять минут в шестиместном самолетике, преодолевшем проливные дожди, неумолимый туман и страшную болтанку в компании четырех взрослых, троих детей, золотой рыбки, морской свинки и золотистого ретривера. Только тревога за девочек Хорнеров мешала мне дико орать при очередном провале в воздушную яму.

Я кутаюсь в свитер, морщась от соленого ветра, и жду.

И жду.

И жду.

— О нет, все в порядке, все преееекрасно. Нет, я не гуляла допоздна на вечеринке в честь окончания университета! Нет, не спешите, я спокойно посижу здесь, под ледяной моросью. Нет, самое главное, что я здесь, в Нантакете, и что вы и ваша семья могут вздохнуть спокойно, зная, что я где-то здесь, в пределах десяти миль. А важнее всего то, что я не живу своей жизнью и не занимаюсь тем, чем должна бы заниматься, а перманентно виляю хвостиком, прислуживая тебе и твоей гребаной семейке…

Подкатывает «ровер» и, едва сбрасывая скорость, делает поворот. Миссис N. приглашающе машет рукой.

— Нэнни! — вопит Грейер. — У меня кокичу!

Едва я открываю дверь, он сует мне под нос желтую японскую игрушку. Из полуоткрытого багажника выглядывает длинное каноэ, нависающее над пассажирским сиденьем.

— Нэнни, поосторожнее с лодкой. Она антикварная, — гордо объявляет миссис N.

Я пролезаю под каноэ, ставлю рюкзак между ногами и подаюсь вперед, чтобы в знак приветствия похлопать Грейера по ноге.

— Эй, Гров, я по тебе скучала.

— Здесь изумительный антиквариат. Я надеюсь найти круглый столик для гостевой комнаты.

— Мечтать не вредно, крошка, — ворчит мистер N. Она, не обращая внимания, смотрит на меня в панорамное зеркало.

— Расскажите скорее, что там было в самолете?

— Э… коричневые кожаные сиденья, — бормочу я, опустив голову на грудь.

— Вам подавали что-то?

— Спросили, хочу ли я арахиса.

— Вам так повезло! Джек Хорнер — знаменитый дизайнер обуви. И я просто обожаю Кэролайн! В прошлом году помогала проводить избирательную кампанию ее брата. Какая жалость, что они живут в Уэстчестере, иначе мы могли бы стать лучшими подругами.

Она проверяет свои зубы в зеркале.

— А теперь насчет плана на сегодняшний день. Оказалось, что барбекю у Пирсонов, в сущности, официальный прием, так что, думаю, вам, ребята, неплохо бы провести время дома. Расслабьтесь и наслаждайтесь.

— Здорово. Можно спокойно повеселиться.

Я пытаюсь заглянуть в лицо Гровера, представляя, как мы лежим на газоне в одинаковых шезлонгах.

— Кстати, Кэролайн хотела позвонить насчет ужина, так что просто дайте ей номер моего сотового. Я оставила его рядом с телефоном на кухне.

Огромное спасибо, потому что у меня обычно уходит около десяти с половиной месяцев, чтобы запомнить десять цифр номера.

Мы сворачиваем с шоссе на дорогу, вьющуюся между густых деревьев, и я, к своему удивлению, вижу, что на многих еще нет листьев.

— Здесь выдалась холодная зима, — поясняет миссис N., словно читая мои мысли.

Дорога делает поворот, и перед нами вырастает странноватое сооружение, которое нельзя назвать иначе, как длинным ветхим бунгало неопределенного стиля начала пятидесятых. Белая краска отслаивается, в сетчатой двери зияет дыра, а с водосточного желоба опасно свисает кусок покрытия.

— Ну вот мы и прибыли. Добро пожаловать. Каса-Крэп[68], — объявляет мистер N., выходя из машины.

— Дорогой, по-моему, мы договорились…

Она выскакивает и бежит за ним, оставляя меня вытаскивать Грейера и мои вещи. Я придерживаю для Грейера то, что осталось от сетчатой двери, хотя он, возможно, вполне сумеет пролезть в дыру.

— Милый, не моя вина, что фотографии риелтора устарели!

— Я просто хочу сказать, что за пять тысяч долларов в неделю ты могла бы постараться побольше узнать о том месте, где собиралась провести лето!

Миссис N. с сияющей улыбкой поворачивается к нам:

— Грейер, почему бы тебе не показать Нэнни ее комнату?

— Пойдем, Нэнни, это правда-правда здорово!

Я следую за ним на второй этаж, к маленькой комнатке в конце коридора. Две двуспальные кровати стоят рядом под скошенным низким потолком, и на одной лежат вещички Грейера.

— Ну ведь классно, Нэнни, верно? Мы здесь будем ночевать! Все время!

Он плюхается на кровать и весело подпрыгивает. Я сгибаюсь в три погибели, боясь удариться головой. И выуживаю свитер и джинсы: в Нью-Йорке настоящее лето, и я оптимистически напялила шорты.

— О'кей, Грейер. Я только хотела переодеться.

— И я увижу тебя голую?

— Нет, я пойду в ванную. Подожди здесь. Где тут ванная?

— Там.

Он показывает на дверь напротив. Я толкаю ее.

— ААААААаааааааааааааа!

И оказываюсь перед сидящей на унитазе маленькой рыжеволосой девочкой.

— Как ты смеешь?! Это моя частная жизнь! — визжит она, а я так теряюсь, что бормочу:

— Прости…

Захлопываю дверь и перевожу дух.

— Грейер, кто это?

— Карсон Спендер. Она останется у нас на уик-энд.

— О'кей.

Внизу слышен шум колес. Я подхожу к окну и вижу, как мистер N. отводит машину за дом. Иду в коридор, к пыльному маленькому оконцу, выходящему на океан, и вижу, как «рейндж-ровер» встает рядом с еще четырьмя автомобилями, запаркованными у разросшейся живой изгороди. На заднем газоне бегают с десяток ребятишек.

— Гровер! — зову я.

Громко топая, он бежит ко мне. Я поднимаю его повыше, чтобы он мог взглянуть в окно.

— Кто эти дети?

— Не знаю. Просто дети.

Я целую его в макушку и ставлю на пол. Дверь ванной открывается, и Карсон, окинув меня злобным взглядом, марширует вниз.

— Грейер, подожди меня, я в два счета переоденусь.

— Хочу с тобой, — упрямится он и тоже идет в комнату.

— Ладно, постой за дверью. Я пытаюсь закрыть дверь.