ведь могла и соврать — выдержка у неё что надо. И, между прочим, я ведь ни разу при ней не говорил о «шаманах» — максимум просто думал.

Я опустил глаза, убирая нож в ножны, а когда поднял — увидел, как женщина задорно улыбается:

— Да, не говорил. Но мы же с тобой одно целое — забыл?

М-да. Она уже нагло демонстрирует, что каждая моя мысль ей известна. Раньше хоть просто намекала…

— Не забыл бы, если бы ты не только читала мои мысли, но и показывала бы свои, — отпарировал я.

— Иногда лучше не знать чужих мыслей, — неожиданно серьёзно сказала женщина. — Поверь мне…

Она помолчала, потом продолжила:

— Тебе правильно сказали — надпись, сделанная на моей коже определённым способом, сдержала часть моих возможностей. А часть — нет. Ты не подумал, отчего костёр так дымит — ведь день стоял сухой, дрова должны были гореть быстро и чисто? Не подумал, почему никто из вас тогда не взял образец травяного отвара? Ведь вы собирались. Не подумал, почему шаман замахнулся ножом именно в тот момент, когда вы были рядом и приготовились стрелять?

— Ты контролировала происходящее? — я с трудом не охнул — хотя, в общем, сейчас к такому уже можно было бы быть готовым, ведь как-никак, а возможности Любы я уже видел.

— Не совсем, — хихикнула женщина. — Но кое-что было в моих силах…

Спросить, кто она такая и откуда? Бесполезно. Как бесполезно и спрашивать, например, где база изгоев — даже если она с ними и пересекалась, об этом может и не знать. И, кстати, она УЖЕ знает, что мне это интересно… А вот что бы я узнал, так это…

— Как вы попали туда? К тому дому?

— Женечка, ну напряги извилины, — вздохнула Люба, и у меня появилось ощущение, что сейчас она меня погладит по голове, как маленького. — Вспомни, как ты попал сюда сам? Что вполне может найтись не только на вокзале, но и в заброшенном доме?

Тьфу ты. Зеркало. Но это значит…

Это значит, что изгои, к которым у нас сейчас есть особый интерес, умеют проходить в пробой, открытый зеркалами!

Вот это да.

Видя, как улыбается Люба, я понял — угадал. Впрочем, при такой подсказке сложно было не угадать…

Но ведь это, товарищи, полная задница.

Даже в этом не сильно комфортабельном мире больших зеркал довольно много. И если пробой можно открывать напрямую, то…

То изгои вполне могут пожаловать чуть ли не в центр Вокзального. Нужны ли им обязательно старинные «серебряные» зеркала, о которых говорил священник? Не факт, ой не факт. Так что в тот же кабинет Каращука изгои, скорее всего, пройдут — и не только туда. Спасут ли от них обереги, поставленные на защиту города колдунами Колледжа? С учётом того, что «зеркальное» колдовство они даже обнаружить не смогли?

Я почувствовал, как волосы на голове шевелятся.

— Я ж тебе говорила, Каращук — мужчина умный, — хихикнула Люба. — Он знает, где копать… и знает, что ему нужно. Даже если оно пока не нужно…

Да, с учётом всего только что сказанного история о странной женщине, пробравшейся в город и сбежавшей из Управы, поворачивается совсем другим боком. Ох, не зря, выходит, Каращук следил за мной с самого начала — видимо, быстро почуял необычное в этой теме про зеркала.

А что он ещё почувствовал?

Я посмотрел вдоль дороги — Юрка и Волков были уже в конце деревни, о чём-то разговаривали, медленно идя обратно. Где-то в деревьях, густо растущих по всей брошенной деревне, свиристели птицы — надо же, появились, а то в мёртвой тишине как-то не по себе…

Ну что, задать ещё один вопрос — самый главный?

— Слушай, Люб… может, ты наконец скажешь, где я был год и при этом набрал десять лет… дважды?

Я не сразу сообразил, что впервые обратился к ней по имени — в отличие от того же Юрки.

Губы женщины тронула лёгкая улыбка — и при этом печальная.

— Ты и правда хочешь это знать?

— Хочу.

— Женя… Знаешь, и правда ведь иногда гораздо лучше чего-то не знать. Особенно — такого. Ты думаешь, те пятеро, которых разорвало, когда я прошла сквозь того алкоголика — это страшно?

— Их было девять, — машинально сказал я, вспоминая слова Дато.

— Их было пять. А ещё месяц — и в городе заговорят, что их было двадцать… Страшно? Да, тебе страшно. А ты был там, где это не то что не страшно — где о таком через полчаса даже не вспомнят…

Так. Я пришёл сюда в какой-то кустарной куртке, с древней винтовкой, аптечкой, флягой со спиртом…

— Я был на какой-то войне?

— Не спрашивай, Жень, — покачала головой Люба. — Ты не просто так это забыл. И тебе будет легче, если ты это никогда не вспомнишь…

Ну как сказать. Хотя… кто знает, может, она и права. Впрочем, мне важно то, что она знает. Потом сделаю ещё попытку расспросить — а может, и сам что-то выясню. В конце концов, эксперименты Управы с зеркалом явно ждут меня.

Кто же ты, Люба?

— А почему Лавинская? — спросил я совсем о другом. Уверен, что фамилия придумана — даже не потому, что я по ней никого не нашёл… Скорее уж потому, что такое создание, как Люба, по всем правилам должно бы вообще обходиться без фамилии.

— А я как лавина, меня не остановить, — хихикнула женщина. — Ну и я ведь злой дух? А в вашем аду полно лавы. Или, если хочешь, считай, что это от слова «любовь» на другом языке… Тебе как больше нравится?

Опять издевается. Но и так уже ясно — «фамилию» она, скорее всего, сочинила на ходу. Документов-то у неё нет и, скорее всего, никогда не было.

— А почему Любовь?

— А любовь — одно из самых сильных чувств, что есть у человека, — женщина опять перешла на очень серьёзный тон. — Сколько из-за неё совершали геройских поступков, сколько делали глупостей… Согласен?

Сложно не согласиться. Что-что, а аргументы Люба выдавать умеет.

А самое забавное — она меня уже не раздражает. Ну, что-то есть, конечно — но между кем нет ни малейшего раздражения? Уж точно не так, как раньше.

Похоже, начинаю находить общий язык со своим злым духом.

А скорее, она впервые за всё время проявила, в моём понимании, какие-то совершенно человеческие эмоции…

Я так и не заметил, как это произошло — Люба оказалась на скамье рядом со мной и уже легонько касалась губами моей щеки.