– Он должен приехать сегодня вечером,– отозвался Сиротин.

– Прекрасно. На кого у нас записан дворец Пушкина?

– Так на Александра Сергеевича Пушкина и оформлен. Есть в Москве один старичок – божий одуванчик: великому поэту он не родня, но имя-отчество совпадает. Я ему заплатил за паспорт три тысячи рублей.

– А к нам он имеет какое-нибудь отношение?

– Что я, по-твоему, вчера родился? Абсолютно аполитичный старичок.

– Вот и организуем встречу идиота и Каронга во дворце Пушкина. Если их там пришьют нехорошие люди, то мы здесь абсолютно ни при чем. Всем все понятно?

– Более-менее,– осторожно заметил Сиротин.

– Ну так за работу. Нас люди заждались.

Для меня последние слова Венедикта Владимировича явились сигналом к отступлению. И за столом я очутился раньше, чем трое заговорщиков. Политбойцы изрядно поднагрузились за время нашего отсутствия, и появление партийных вождей приветствовали бурными криками.

– Все улажено,– сказал, подсаживаясь ко мне, Жигановский.– Встречу с черным магом Каронгом мы тебе организуем уже сегодня вечером. Там же оформим все формальности.

– Имеются в виду полтора миллиарда долларов?

– Естественно. А что, могут возникнуть какие-то помехи?

– У меня нет стопроцентной уверенности, что я одолею черного мага. Словом, не исключены побочные эффекты – природные и политические катаклизмы.

– К сожалению,– тяжко вздохнул Венедикт Владимирович,– сам я крайне слабо разбираюсь в магии, а потому ничем тебе помочь не могу. Что же касается политических катаклизмов, на этот счет можешь не волноваться, Никита Алексеевич,– Москва их пережила столько, что одним больше, одним меньше – невелика разница.

На том мы и расстались с Венедиктом Владимировичем, любезность которого простерлась столь далеко, что он разрешил мне воспользоваться для своих дел машиной «мерсом» и водителем Василием. Я нисколько не сомневался, что Жигановский проинструктировал оруженосца соответствующим образом и все мои передвижения по большому городу будут ему известны в мельчайших подробностях. Не исключено, что за мной будет установлено и внешнее наблюдение. Верный признак того, что резидент либо уже провалился и работает под колпаком, либо находится на грани провала.

Что же касается моего нынешнего положения, то я, честно говоря, затруднялся с определением: с одной стороны, моим земным оппонентам было известно, что они имеют дело с резидентом паррийской разведки, с другой – они в это ни на грош не верили. Жигановский с соратниками считали меня то ли офицером ФСБ, то ли агентом ЦРУ, то ли еще чьим-то агентом. Меня такая ситуация вполне устраивала, и я рассчитывал разрешить все свои проблемы до той поры, пока меня окончательно не разоблачили,– после чего, возможно, и отправят в тот мир, из которого не возвращаются даже Герои.

От офиса Жигановского Василий довез меня до дома Капитолины. Я собирался получить от старой ведьмы самые свежие новости из замка Кощея Бессмертного, куда она должна была наведаться по моей просьбе. Конечно, Каронг мог мою агентшу перевербовать, но я рассчитывал на то, что страдающая ксенофобией местная нечисть инопланетную нечисть терпеть не может вообще, а Каронга не любит в частности. Уж слишком высокомерен черный маг в общении с низшими. А между прочим, каждая живая тварь свою гордость имеет! Чтобы досадить ненавистному пришельцу, иная Капитолина пойдет даже на сотрудничество с залетным Героем. Во всяком случае, я очень надеялся, что десять тысяч баксов, врученных мною старухе, и ее несомненная ненависть к Каронгу – надежная гарантия верности резиденту.

Соловей корпел над отчетом. Сидевшая напротив за столом Капитолина давала ему советы и ругала за бесконечные грамматические ошибки. Свистун сердито сопел, ерзал на стуле, но к советам прислушивался.

– Кончай разводить бюрократию, Степаныч! – приветствовал хорошего знакомого Василий.– Резидент прибыл к тебе собственной персоной.

Мне не оставалось ничего другого, как, поприветствовав хозяев, присесть к самовару и угоститься чаем, до которого Капитолина, судя по всему, была большая охотница. Отчет Соловья я прочитал с интересом, хотя никакой новой информации он не содержал. Разве что появилось несколько живописных деталей в общей картине загула местной политической и экономической элиты и нечистой силы. Всю вину за сотворенные безобразия Соловей возлагал именно на элиту, всячески обеляя себя и своих ведьмочек. Однако у меня под рукой оказался заинтересованный свидетель, который в два счета разоблачил зарапортовавшегося Соловья.

– Вот ты тут пишешь, Степаныч, что Жигановский принимал разные обличья – то, мол, боровом обернется, то козлом, и это, мол, чрезвычайно нервировало девушек, провоцируя их на непотребные действия... А ведь этого не было. Я точно помню, что не было.

– А кто голым плясал с поросенком в руках? Это тебе что, семечки? Допустим, твой Жигановский – как оборотень – ничего из себя не представляет, но сатиром козлоногим его уже можно назвать. Волосатые у него ноги или неволосатые?

– Допустим. Но ведь рога-то не растут.

– Рога – дело наживное,– махнул рукой Соловей.– Тут главное – какое у него нутро. А пишущий человек имеет право на гиперболу, сиречь – на преувеличение. Я правильно говорю, Капитолина?

– На отчеты это не распространяется,– стоял на своем упрямый Василий.– А уж про Сеньку ты и вовсе наврал. Не обрастал он шерстью, а лисий хвост ему девочки смеха ради привязали. Сам видел, как они его от чучела оторвали – я имею в виду хвост.

– От неуч, от темнота. Ну ни черта человек не понимает ни в магии, ни в метаморфозах.

Василий, обидевшись, заявил, что хоть в метаморфозах он не разбирается, но глаза окончательно еще не пропил и готов многое рассказать резиденту из того, что демонстрировал на дружеской пирушке лично Степаныч, и чего он по какой-то причине в отчет не включил. Соловей назвал слова оруженосца наглой и циничной клеветой на пожилого человека, по чистой случайности и недомыслию угодившего в чужой срамной загул.

Спор грозил перерасти в крупномасштабную ссору с взаимными претензиями, поэтому я препирательства прекратил. Соловью на всякий случай объявил выговор за потерю бдительности и самоконтроля – промах, недопустимый для агента, однако, учитывая малый стаж работы, решил не накладывать на него денежного взыскания.

Василий с Соловьем еще обменивались короткими репликами вроде «сам такой» и «нет совести у людей», а я уже слушал доклад Капитолины о происходивших в последние дни в замке Кощея Бессмертного событиях.

Кощей, если верить старой ведьме, окончательно выдохся и потерял контроль даже над той нечистью, которая до сих пор считала его своим патроном. Каронг безраздельно властвовал как в замке Кощея, так и в его царстве. Вздумавшего было ему перечить Волчару (старого моего знакомца!) приведенные черным магом с другой планеты оборотни изрубили мечами, тело сожгли, а пепел по ветру развеяли. Соловей, видимо впервые услышавший из уст Капитолины страшную весть об участи своего давнего друга-недруга, схватился за голову.