– Scusi[41], – бросил суетливый незнакомец.

И Квентин, к изумлению Давида, ответил ему по-итальянски, который для ушей юноши звучал без всякого акцента:

– Non fa niente.[42]

Затем Квентин подошел к Стелле и Давиду и протянул им билеты.

– Если мы будем исходить из того, что линии на плащанице, как на каждой карте, направлены на север, то это нужный нам вход, – уверенно сказал он. – Имеется также вход в старую часть катакомб. Его мы и должны найти…

«… Для того, чтобы ты совершил самое скверное и непростительное деяние из тех, что может совершить человек», – добавил его взгляд. Однако вслух он не произнес ничего подобного, лишь беспокойно переминался с ноги на ногу, как если бы у него были проблемы с мочевым пузырем.

«Возможно, он действительно пытается выиграть пару минут в поисках туалета», – подумал Давид про себя. Но в конце концов он решил, что никто и ничто его теперь не удержит. Когда все произойдет, этот человек увидит, что путь Давида единственно правильный.

Молодой экскурсовод, который только что вывел из катакомб туристов, собрал новую группу вокруг себя, коротко представился и без перехода забубнил заученный текст:

– Запомните две вещи: ничего не трогать и не отставать от группы!

В то время как билетерша, скучая, отрывала корешки билетов, гид привычно поприветствовал туристов:

– Добро пожаловать в Город мертвых!

Давид, Стелла и Квентин обменялись многозначительными взглядами. Давид почувствовал легкое напряжение в мускулах. Строгие правила… Наверняка и в них имеются пробелы. Первый обнаружился сразу же: Давиду удалось пронести с собой опасное оружие и ни один косой взгляд не задержался на странном свертке у него под мышкой. Теперь надо найти второй пробел и проникнуть в закрытую для посещения старую часть лабиринта.

Но с гидом, с которым им явно не повезло, дело грозило затянуться. Когда он остановил группу в третий раз, возможно, чтобы восполнить то, что не рассказал им по пути (вокруг ничего особенно захватывающего не было), касса еще была в пределах видимости. Стелла повисла на руке Давида и прогоняла скуку, гримасничая и передразнивая экскурсовода, как только тот отворачивался. Взгляды Давида внимательно обшаривали темные углы в этом похожем на пещеры подземном помещении.

Казалось, прошли часы, прежде чем группа достигла расположенного в неосвещенном углу некоего прохода, перед которым их проводник задержался, чтобы сказать несколько слов и пойти дальше, но лишь для того, чтобы через десять метров снова остановиться, когда ему в глаза бросилось нечто достойное упоминания.

– Конечно, невозможно забыть трагическую историю детей из Анцио… – рассказывал гид. Комическим образом в этот момент над его головой загорелась лампочка.

Давид внутренне застонал от нетерпения, в то время как Квентин незаметно отделился от группы и в своей темной рясе, казалось, растаял в нише перед воротами, ведущими в коридор.

– … и когда их фонарики погасли, они оказались в абсолютной темноте…

Давид рискнул бросить нервный взгляд в черноту, поглотившую Квентина.

Раздался металлический лязгающий звук.

Стелла со свойственным ей присутствием духа заглушила его звонким кашлем.

Гид кивнул ей с профессиональной озабоченностью и продолжил:

– Беспомощные дети, одни, в царстве мертвых… Итак, еще раз напоминаю: держитесь вместе, не отходите от группы!

Открыть ворота стоило Квентину немало труда, так как раздалось еще более громкое дребезжание, которое Стелла заглушила новым приступом тяжелого надсадного кашля, создававшим опасение, что она близка к тому, чтобы умереть мучительной смертью от удушья, но она достигла своей цели. Со всех сторон к ней обращались сочувственные взгляды.

– Уже лучше, – благодарно кивнула Стелла. – Сейчас пройдет.

Группа во главе с гидом, все так же, наподобие фонтана, изливавшим потоки красноречия, снова пришла в движение. Стелла и Давид сделали несколько шагов вместе со всеми, но как только замыкающие процессию туристы, те, что стояли перед ними, скрылись за ближайшим поворотом, они, неслышно ступая, повернули назад и шмыгнули в темную нишу, где их ждал Квентин.

– Всегда лучше оставаться с группой, – пошутил старик. – Вспомните о детях из Анцио.

Стелла тихо закрыла за собой решетчатую створку и вытащила из рюкзака карманный фонарик, который купила по дороге на остатки скудного бюджета, своего и Квентина. Но кнопку нажала только тогда, когда они отошли на некоторое расстояние от ворот. При неярком свете они медленно пробирались по жуткому, бесконечному некрополю, в котором только их шаги и ритмический тихий стук, похожий на капель, нарушали покой бесчисленных мертвецов, чьи бренные останки подчас можно было видеть гораздо отчетливее, чем хотелось Давиду.

– Куда? – прошептал Давид, чья любовь к приключениям в значительной степени осталась в доступной для экскурсантов части лабиринта.

Квентин выудил из обшлага записку, на которую Стелла перенесла описание пути с плащаницы, где она, к ужасу священника, нарисовала его (на святой ткани!) куском угля. Он осветил записку лучом фонарика, но сначала взглянул не на нее, а с неприятным чувством осмотрел кости, черепа, мумифицированные части трупов в расположенных вокруг нишах.

– Если мы заблудимся, то кончим, как эти, – изрек Квентин.

Взгляд Стеллы последовал за взглядом монаха. Давид заметил, "как ее отвращение усиливается и постепенно переходит в страх. Ее пальцы крепко обхватили руку Давида.

– Все ясно? – деловито осведомился Давид, хотя ему самому было не лучше в этом мрачном и жутком месте.

Походы в склеп под Тамплиербургом были по сравнению с теперешним путешествием через темные коридоры просто пикником с кофе и мороженым. Та часть катакомб, которую они осматривали с туристической группой, была похожа на эту, но при свете и в компании действующего на нервы проводника, от которого души мертвых, вероятно, уже давным-давно сбежали в эту уединенную часть лабиринта, атмосфера там была совершенно иная.

– Я представила себе, что это аттракцион и что я еду по «Дороге ужасов».

Сказав это, Стелла храбро улыбнулась, в то время как Квентин после короткого взгляда на записку вытянул руку вперед и показал направо.

– Сюда, – вздохнул он, после того как его последняя надежда, что Давид передумает, полностью испарилась.

Он медленно шел впереди. Давид и Стелла – за ним.

Довольно продолжительное время они тихо крались при желтом свете фонаря через запутанный лабиринт, и вокруг них ничего не менялось: ни извилистый путь, на котором они без их маленького плана, вероятно, безнадежно заблудились бы уже через несколько минут, ни чувство, колеблющееся между отвращением и страхом, которое испытывал каждый из них. Существуют вещи, к которым невозможно привыкнуть. Близость сложенных штабелями человеческих останков в давно или никогда не исследованном полностью подземном лабиринте относилась именно к таким вещам. Хотя при этом отсутствовали клубы тумана, без которого нельзя представить себе «Дорогу ужасов» в городке аттракционов, и не раздавались жалобные крики не нашедших успокоения душ, которые жаловались бы на жестокую смерть своей физической оболочки и на недостойное погребение в бесконечной общей могиле. Скелеты, которые при неоновом свете кажутся сделанными из папье-маше, те, что выставлены для осмотра, чтобы пугать и тем самым развлекать туристов, производят совершенно иное впечатление: они, за редким исключением, ни у кого не вызывают дрожи. А здесь все время кажется, что какой-то костлявый палец указывает на них с упреком, что голый череп глядит своими пустыми глазницами явно неодобрительно, в то время как другие скелеты выказывают неприязнь к незваным гостям, поворачиваясь к ним совершенно гладкими, отполированными позвоночниками или блестящими кожаным блеском ребрами.