– Мы получили ваше сообщение, тан л’Мориа! – каркнул Лизмерт Шанкарди, приветственно кивая. – И мы рады приветствовать вас в наших гостеприимных хоромах!

Шанкарди – авиак из рода коракси, настоящий черный ворон. За время его управления тюрьмой заключенные покидали ее лишь после полного отбывания своего срока, либо с путевкой через Последний мост… либо уже мертвыми. Авиак превратил просто жуткую тюрьму в образцовое исправительное учреждение, чем по праву гордился, и именно на репутацию Лизмерта я намеревался положиться в ближайшее время.

– Я и мои люди некоторое время будем злоупотреблять вашим гостеприимством, господин Шанкарди. Вы уж не обессудьте, служба.

– Не берите в голову. Все наши ресурсы в вашем полном распоряжении. Могу уверить, что уж в моем заведении с вашими свидетелями или обвиняемыми ничего не случится! Готов дать крыло на отсечение!

Стоит пояснить, что авиаки традиционно редко занимают хоть сколько-нибудь значительные места в нашем обществе, эти существа больше торговцы и работники, нежели политики или воины. Но тщеславие не чуждо и им! Поэтому если какой-нибудь пернатый подданный добивается значительного успеха в жизни, для него это особый повод гордиться! Вспомнилось старое противостояние Марцеллуса Морка и Лизмерта Шанкарди. Оба занимают весьма высокие должности, имеют большой штат и полномочия, оба управляют стратегическими объектами, и оба желают иметь негласный титул самого успешного авиака в Старкраре. Репутация Морка несколько пострадала после штурма Скоальт-Ярда, и Шанкарди не может устоять перед удовольствием сплясать на костях соперника.

– Мне нужны оборудованные камеры, инструментарий и несколько часов приватности. Присутствовать будут только мои люди.

– Все уже готово, митан.

– Большого приковать к стенам. Как я уже говорил своим агентам – стреляйте в голову, если начнет бузить.

Мы опустились в гостеприимную утробу тюрьмы, в изолированную и хорошо защищенную камеру, где Зинкара усадили на железный стул. Начался допрос. Младшие дознаватели отработали по системе низших уровней, то есть никакого насилия, лишь ментальное воздействие. Этот способ ничего не дал, он вообще действует лишь на слабых, запуганных личностей, лишенных силы воли или прочных убеждений. А Мирэж Зинкара не оказался ни слабым, ни испуганным человеком. Голоса профессиональных дознавателей будто бы и не достигали его разума, малдизец безразлично смотрел в стену и молчал. Таким образом, после двух часов, потерянных впустую, перед нами встала необходимость перейти на несколько уровней выше, минуя допрос с банальным избиением и сразу переходя к допросу с использованием пыточных инструментов. Но поскольку при этом присутствую я, процедура немного меняется.

– Поздно играть в немого, – сказал я. – Ведь ты уже подал голос один раз, и теперь тебе не отвертеться. Эти блестящие ножи, щипцы и рамы не пугают тебя? Нет? Что ж, тогда мы пойдем иными путями. Ты вроде знаешь, кто и за что назвал меня Горлохватом?

Я стянул с правой руки перчатку и сжал пальцы на горле Зинкара. Голос распалился во мне, и я начал вмешательство. Смешивая оттенки разных чувств, будто алхимик, я варил в его душе зелье страха. Манипуляция чужими чувствами является верхом того, на что способен мой Голос, и я пользуюсь этой способностью крайне редко, но вот настал именно такой случай! Я как никто знаю, что существуют разные виды чувств, от простейших, таких как гнев или страх, до высших, таких как ревность. Но даже простейшие чувства нужно создавать с великим трудом, подбирать крошечные частицы эмоций, нагнетать напряжение, внедрять свое творение глубоко в разум жертвы. Я заставил его бояться! Не прошло и получаса, как лысина Зинкара вспотела, его ощутимо затрясло, а глаза в ужасе заметались из стороны в сторону! Он испугался меня, он пришел в ужас от этих стен, он стал бояться всего в мире благодаря страху, который я ему подарил! Переведя дух, я начал творить отчаяние, я затмил им ослабленный страхом ум малдизца, я шептал ему, что все кончено, никаких надежд, никакого шанса на победу! Никогда!

– Ты навсегда останешься в этой камере, ты сгниешь в тюрьме. Никакой больше радости. Никаких стремлений, ты проиграл. Бойся меня, тварь, ведь я Паук.

Отравленный рассудок трясущегося человека, которого я буквально вывернул наизнанку в эмоциональном плане, сыграл с ним злую шутку. Не знаю, что он увидел, взглянув мне в глаза, но в следующее мгновение тюремные подземелья огласил вой безграничного ужаса. Зинкара завизжал, закричал, зарыдал, по его бороде потекли струйки вязкой слюны, а по смуглому лицу пролегли дорожки слез. Его расстроенный разум мало-помалу погружался в зыбучие пески безумия, а я продолжал тыкать в него хирургическим ножом своего Голоса, расчленяя волевые сухожилия, делая его мягким, податливым. Я уже был близок к завершению процесса, после которого этот человек никогда больше не сможет стать чем-то большим, чем овощ, не способный скрывать свои мысли…

Дверь камеры распахнулась:

– Л’Мориа, немедленно прекратите это изуверство!

Голос знакомый, сильный и неприятный. Неужели Аррен л’Калипса спустился в мою маленькую преисподнюю? Я отнял ладонь от горла Зинкара и взял у своей горничной влажное полотенце, чтобы стереть с пальцев чужой пот.

– Что вы здесь делаете, тан л’Калипса?

– Вопрос в том, что вы здесь делаете?!

– Я веду допрос.

– Ментальная пытка это не допрос! Это акт зверства, позорящего весь наш народ!

– Ну, знаете, кто-то испепеляет, кто-то замораживает, кто-то бьет молниями, а я вот копаюсь в чужих эмоциях. Голос не выбирают, верно? К тому же вряд ли звери делают друг с другом нечто подобное. Это наша прерогатива.

Безупречный тан прошел в глубь камеры, игнорируя негостеприимные взгляды моих людей, приподнял голову бесчувственного малдизца.

– Он в шоке и, кажется, обмочился.

– Если бы вы не мешали, он бы уже говорил.

– У него нет языка, л’Мориа! Вы совсем рехнулись?!

– Отсутствие языка не помешало ему предречь мне возмездие Санкаришмы несколько часов назад.

– У вас есть свидетели?

– У меня есть уверенность в собственной правоте, и этого достаточно. Этот человек – враг Мескии, л’Калипса, и я в шаге от того, чтобы вскрыть все его секреты! Вы действительно хотите мне помешать?

Гнев, страх, ненависть. Он зол на меня, он боится меня, он ненавидит меня. Все те же чувства, отовсюду направленные на меня. Как это утомительно! Они считают меня чудовищем – пусть! Но они не могут мешать мне работать!

– У вас нет права на эти аморальные пытки, л’Мориа, и я не позволю вам их продолжить! Даже если бы он был преступником, нет преступления, которое оправдало бы ваши действия!

– Право мне дал Им…

– Вам было дано право арестовать этого человека, а не пытать его до полусмерти! Из-за ваших действий в Танда-Тлуне малдизская диаспора встала на дыбы! За эти паршивые несколько часов в Старкраре произошло двенадцать, двенадцать самосожжений! Один малдизец поджег себя перед зданием Парламента, еще трое превратились в живые факелы перед воротами в Императорский парк! Город на грани истерики, и за это мы обязаны вам!