– Князь Матвей, это ты, что ли?

– Родион, какая встреча! – Матвей с трудом, опираясь о стену, встал. – Тебя тоже сюда на жительство?

Люберов ничего не ответил, только оглянулся на Бирона. Лицо фаворита было совершенно непроницаемо, он с явным удовольствием держал паузу. Но слишком долгое молчание разрушает первоначальный замысел, поэтому он театрально вскинул руку и заговорил:

– Вас препроводили в это помещение, князь, желая получить исчерпывающие и правдивые объяснения о случившемся с вами событии в сентябре прошлого года под Варшавой. Я видел опросные листы. Вы не желаете давать правдивые показания.

– А что показывать-то? Прежде чем, как холопа, на цепь сажать, надо было внятно объяснить, чего от меня хотят. Эти двое мерзавцев не потрудились даже сказать, кого они представляют, да к тому же и ведут себя предерзостно. Ужо как выйду отсюда, всенепременно их шпагой проткну!

– Резво вы разговариваете! Я вам сейчас объясню ваши вины. Имеются доказательства, что вы, сударь, шпион и вор, который государыню и государство ограбил, – внятно сказал Бирон, пристально вглядываясь в князя.

И тут случилось невероятное: Матвей бросился на Бирона со сжатыми кулаками. Ах, кабы не цепь… Он со стоном повалился на солому.

– Матвей, ты с ума сошел! – крикнул Родион.

Он почувствовал в словах Бирона скрытый смысл.

Фаворит выкрикивал оскорбительные слова, но при этом обращался на «вы». Можно, конечно, предположить, что Бирон уважает княжеское звание, но преступники все в одном ранге – злодеи, здесь церемониться нечего, поэтому скорее всего за вежливостью Бирона скрывается что-то непонятное и обнадеживающее.

– Расскажи их сиятельству все без утайки, – попросил Родион. – Шамбер оговорил тебя. Деньги, ну… то золото в бутылках и в бочке – украдены, это уже точно. А предназначались эти деньги для их сиятельства. – Он кивнул в сторону Бирона.

– С чего это вы взяли? – насмешливо спросил Матвей. Бирон сразу насторожился, но промолчал, посмотрев на Родиона, как бы ему предоставляя право вести дальнейший разговор.

– Так их сиятельству сказал Шамбер.

– Ха! Этот оборотень что хочешь наговорит. Золото везли в Варшаву, я это точно знаю. И вез его Виктор де Сюрвиль. А у Шамбера, как видно, были свои дела.

Бирон не стал требовать у князя доказательств, он сразу поверил его словам, и, видно, они произвели на него сильнейшее впечатление, потому что он встал и неторопливо, не обращая внимания на двух друзей, прошелся по каморе, что-то обдумывая.

Матвей выдержал паузу, а потом продолжил уже другим, деловым тоном:

– Я не знаю, что у француза на уме, но одно точно – ему было выгодно ввести вас в заблуждение и свалить всю вину на русского. Но это вздор! Можно я расскажу вам все попросту, по порядку. Все началось в Париже…

– Садитесь, ваше сиятельство. – Родион услужливо пододвинул фавориту кресло.

Бирон умел слушать, особенно когда разговор касался его собственных дел. Как только Матвей Козловский излил свою душу правдивым рассказом, фаворит устроил что-то вроде перекрестного допроса. Родион был четок в ответах, он все время ненавязчиво подсказывал Матвею, что и в каком тоне надо говорить. Под конец беседа велась в самых мирных тонах.

– Я так думаю, ваше сиятельство, – сказал Матвей, – не мешало бы съездить на место и во всем разобраться. Вот только названия того местечка в Польше я не помню. Церковь там знатная и очень приличный трактир. На карте я все это не найду, но если надо, можно вспомнить весь путь.

– Надо, – сказал Бирон. – Паспорта для выезда вам и Люберову оформят завтра же. Формально вы поедете в Польшу… надо бы придумать – зачем. Чтоб не было лишних помех. Хотя можно командировать вас просто в армию Ласси.

– А что, если в официальной бумаге написать, что мы поедем для покупки лошадей для конюшен ее величества? – предложил Родион, – Польша славится знатными породами лошадей. С этой бумагой мы можем ездить где угодно.

– Для дела вам не мешает знать, что рассказал мне Шамбер и французский секретарь Маньян. – Бирон четко обрисовал ситуацию, не были забыты и два письма, которые отослал в Варшаву неведомый корреспондент. – Вы должны, – в голосе его опять зазвучали металлические ноты, – найти деньги, о которых толковал Шамбер. По его словам, их везли для меня. Вот вы их мне и привезете. И тогда обо всей этой истории будет забыто. Но если не найдете денег, вы очутитесь в этом же подвале оба. Я вас из-под земли найду. С Шамбером не церемоньтесь. Если он вор и шпион, его надо анвелировать[27]. Раздавить василиска и аспида! – Бирон опять театрально взмахнул рукой. – Вы меня поняли?

Дальше все произошло очень быстро и ладно. Бирон ушел, в темнице появился мужик в сермяжном кафтане, который весело и с прибаутками принялся освобождать ногу Матвея от оков.

– Больно, милок? – приговаривал он сердобольно. – А ты терпи. У иных нога так распухнет, что резать надо, чтоб колечко снять. А у тебя такой надобы, чтобы нож применять, нету… Только первое время побереги ногу. Это она внизу распухла, а под штанами в тонину ушла, потеряла силу-то. Вот и все…

Сапог не налез на распухшую ногу, и до катера Матвей, с силой опираясь на плечо Родиона, шел босиком. Сопровождал друзей давешний офицер. Дождь давно перестал, в небе перемигивались звезды. На веслах сидели уже другие матросы. Офицер обругал их за сонный вид, за ночную сырость, за то, что до рассвета еще далеко.

Через час Родион уже спал на лавке в своем флигельке, а Матвей сидел за столом, пил вино и сам с собой беседовал о превратностях судьбы и крайне неприятном человеке с круглыми глазами по имени Бирон.

Через двадцать дней после смерти польского короля Августа II, а именно в феврале 1733 года, в Петербурге в Кабинете было государственное собрание. На нем постановили:

1. Следуя русским интересам, Лещинского, который зависит от короны французской и шведской, а следовательно, и турецкой, до короны польской допускать никак нельзя.

2. Для того отправляемые в Польшу министры должны усиленно стараться, денежные и другие пристойные способы употреблять, чтобы поляков от избрания Лещинского отвратить.

3. А так как может случиться, что вышеозначенные способы (подкуп и уговоры) для отвращения таких вредных русскому государству предприятий окажутся недостаточными и надо будет силу оружия употребить, то признать нужным без упущения времени на самих границах поставить 18 полков пехоты и 10 полков конницы и расположить их в таком расстоянии, чтоб в случае нужды немедленно могли собраться и маршировать, и как скоро важное время наступит, собрать их в три корпуса и немедленно вывести к самым границам литовским и польским.

Примасу архиепископу грозненскому Потоцкому была выслана грамота, в которой Анна I требовала исключить Лещинского из претендентов на польский престол. При этом царица намекнула, что если к «чувствительному нашему прискорбию» поляки не прислушаются к ее советам, то Россия «противу воли своей» вынуждена будет «иные действительные меры предвоспринять». Тогда Анна погрозила Польше пальцем в первый раз.