- Между нами установилось хрупкое равновесие, и мы не хотели, чтобы за нас решали чужие люди. Слишком долго это делала Джулия.

Виола погладила ее по плечу. Теперь она многое поняла о матери:

- Мама, мне очень жаль.

Клаудия спрятала лицо в ладони. Ей хотелось исчезнуть. Айрис нежно коснулась ее волос:

- Не надо так, мама. Все будет хорошо.

Сначала ей показалось, что она не расслышала:

- Вы поняли, что я вам сказала?

- Да, - кивнули Айрис и Виола. - Мы все поняли.

Клаудия ошеломленно посмотрела на дочерей. Они ее не простили. Но помимо боли в их глазах было и желание понять. Девочки ее любят.

Джулия, словно окаменев, смотрела в никуда. Как такое может быть? Она снова повернулась к Клаудии и внучкам. Бледные, напряженные лица. Бесспорно, они не были счастливы. И все же они продолжали говорить, прикасаться друг к другу и даже несколько раз улыбнулись. Они стремились понять друг друга, преодолеть все вместе.

А что, если и ей удастся освободиться от невыносимого бремени своей тайны? Неужели девочки приняли бы ее, как приняли свою мать? Простили бы ее? Но у Клаудии были смягчающие обстоятельства. А она? Какие оправдания она могла найти?

Нет, это невозможно. Подавляя рыдания, Джулия закрыла глаза и представила, как Спиноза наполнится жизнью, голосами, радостью и солнечным светом, а Виола и Айрис станут заботиться о саде. Они снова откроют усадьбу для посетителей. Этим девочкам удастся то, что им с сестрой когда-то оказалось не под силу.

Как бы она ни хотела, ей нельзя здесь оставаться. Ей нет места в этом счастливом будущем. Она его не заслужила.

Бьянка

Бьянка сидела на ступеньке лестницы и, уронив голову в колени, задумчиво дожидалась возвращения Джулии. Сестре так нравились балы и вечера, и несколько раз Бьянка бывала там вместе с ней. Она пыталась стать похожей на Джулию. Но вдали от виллы все было по-другому. Даже музыка была не та.

Вальсировать было так легко, когда Стефан, обнимая, вел ее в танце. В Спинозе все было прекрасно. Но в городе она вынуждена была танцевать с другими - не следовало обнадеживать прислугу. Чужаки улыбались ей и флиртовали, но Бьянка видела их насквозь. Она знала: им не было до нее никакого дела. Они лишь хотели, чтобы их заметили в обществе одной из сестер Донати. Некоторые даже делали ей предложения.

Она говорила обо всем этом Джулии, но та не желала слышать.

И ей не нравилось, с каким удивлением и любопытством глазели на них у эти мужчины. Джулия лишь посмеивалась. Она не придавала их взглядам значения, во всем находила радость и удовольствие и всегда готова была посмеяться. Она не видела теней и ничего не боялась.

Снаружи они были похожи как две капли воды, но внутри между ними не было никакого сходства.

Услышав шум автомобиля, Бьянка вскочила и побежала к дверям.

- Ты опоздала!

С Джулией в холл ворвались аромат цветов и другой, более сильный запах, который вызвал у Бьянки отвращение.

- Я так счастлива! Все прекрасно, восхитительно! - сестра крепко ее обняла и закружила по гостиной. Ее платье развевалось, будто венчик цветка. Бьянка не могла отвести от нее глаз.

- А я сегодня видела его! Он весь вечер танцевал только со мной! Он меня поцеловал. Ах. какие прекрасные у него глаза, как он говорит, как дотрагивается до меня!

- Он же старый. - Бьянку передернуло.

Джулия изумленно округлила глаза и расхохоталась:

- Не говори глупостей! Да, он взрослый мужчина. Он знает мир. Нам нужна мужская рука в усадьбе, не так ли?

- Но раньше ею занимался папа.

Джулия мило улыбнулась:

- Ну а он был его адвокатом. Вот увидишь, сестренка, все будет замечательно, даже не волнуйся.

- А как же я? Что я буду делать? - она сама не заметила, как спросила это вслух. Как ей захотелось отречься от своих слов, как захотелось убежать!

- Когда мы с Козимо поженимся, ты будешь жить с нами. Вот увидишь, все будет чудесно.

Гортензия, или гидрангия крупнолистная, - кустарник тайной любви, любви безответной и неуловимой. Такой цветок дарят только близкому человеку. Эти прекрасные растения предпочитают тень, прохладу и рыхлую, плодородную, слегка кислую почву. Внимательному садовнику следует избегать заболачивания грунта, и гортензия будет цвести с весны до самых холодов.

Возвращение в Спинозу пробудило в Клаудии множество воспоминаний, и некоторые из них вовсе не были ей неприятны. Такие воспоминания ждали ее и в роще: здесь они с Франческо высадили розы в первый день рождения дочек, здесь прогуливались в те редкие моменты, когда им удавалось побыть у вдвоем. Оба они любили здешнюю тишину. Так легко было, держась за руки, забыться под песню ветра. Она резко остановилась и прижала руки к груди. Она знала: стоит ей вспомнить о прошлом, как ее снова захлестнет привычная боль. Но она не ощутила ничего, кроме шелеста листвы под ногами.

И это ее поразило до глубины души.

Клаудия продолжала брести, пока не вышла на поляну. Когда-то она любила и это место. Она приводила сюда играть дочерей: на лужайке они всегда были на виду. У них была ужасная привычка тянуть в рот все подряд -не важно, были ли это листья, веточки, цветы или даже улитки.

С усадьбой были связаны и другие воспоминания, затаенные, интимные. Но о них думать не хотелось. Раскинув руки и ощущая пальцами ласковую траву и тепло солнца, она поскорее пошла дальше. Какой душистый здесь воздух! Как давно она не находила времени просто насладиться ошеломительной красотой природы. Клаудия как будто проснулась от долгого сна. После стольких лет боли и горечи к ней впервые вернулась былая легкость. Как дорого бы она дала, чтобы не видеть последствий своих ошибок в глазах дочерей! Дочери - вот кто был по-настоящему для нее важен. Остальное - потерянные годы, выброшенная жизнь - не имело никакого значения. Она получила по заслугам, понесла наказание за свою ошибку.

В юности она не задумывалась о последствиях. Она жила без оглядки. А потом вдруг стало слишком поздно. И ей пришлось узнать, что такое последствия, на себе.

Впереди послышались голоса. Клаудия остановилась и пригляделась. Солнце проникало сквозь ветви деревьев, заливая луг паутиной света.

По пояс обнаженные и мокрые от пота Стефан и Франческо работали в саду плечом к плечу. Мелькали лопаты, под кожей переливались напрягшиеся мышцы.

В ритмичных движениях мужа была какая-то завораживающая гармония. Он работал так страстно, так самозабвенно, будто трудом можно расплатиться за грехи.

И земля вознаградит его труд - такова природа.