— Это твое экспертное мнение? — огрызается Бек. Джейк, конечно, прав. Архивные изыскания напоминают промывку золотоносного песка, но она не желает слышать поучения от брата, который наверняка никогда раньше не бывал в архивах. Бек смотрит на Кристиана, смущенная тем, что сорвалась на грубость, но переводчик улыбается ей, похоже не замечая ее агрессивного тона. — Просто я расстроена, — объясняет она Джейку.

— Все мы расстроены, — отвечает Джейк. — Давайте сделаем перерыв. Я помираю с голоду.

Компания идет за Джейком в ближайший бар. По дороге Кристиан продолжает подталкивать Бек локтем, гладить ее по руке, делать небольшие па, чтобы рассмешить ее. Бек тоже игриво толкает его, когда он спотыкается на тротуаре, шутливо напоминает ему смотреть под ноги, и все это под внимательным взглядом Эшли.

Выбранный Джейком бар оказывается темным и дымным, но в глубине есть зал для некурящих, оживленный кружевными скатертями и красными диванчиками. Американцы усаживаются за столик, и Джейк заказывает каждому Bier[5] — это одно из немногих слов, которые он знает по-немецки. У Кристиана тихо щелкает челюсть, когда он жует Wiener Schnitzel[6]. Бек телятину не ест и заказывает курицу, тушенную в соусе с паприкой.

Доев, она со звоном бросает вилку на керамическую тарелку.

— Зачем я только слушала россказни Деборы! Рыжеволосая няня. Просто сумасшествие.

Манера Эшли и Джейка переглядываться становится уже привычной. Это ключевой момент, который может иметь два последствия: или они все сплотятся, обвиняя Дебору, или переругаются. Дебора тут ни при чем. Не она, а Бек убедила свою юридическую фирму отправить ее сюда. Даже если Дебора и заронила в почву семя, Бек поливала его и вырастила цветок. Джейк и Эшли молча доедают свои шницели, и реплика Бек повисает в воздухе. Кристиан невозмутимо продолжает жевать, мыча себе под нос какой-то мотивчик. Эшли даже не уверена, настоящая это песенка или он сочиняет мелодию на ходу.

После обеда они направляются к архиву мимо длинных зданий одинаковой высоты — пять-шесть этажей, — каменных, с изысканным декором. По непонятной ей самой причине, несмотря на их красоту, однообразие нервирует Бек.

— Думаю, на сегодня мы разбегаемся, — говорит она.

Кристиан смотрит на часы.

— Архив открыт еще полтора часа.

Бек начинает что-то говорить, но слова застревают в горле. Как она может объяснить, что, хотя она сама привезла их в Вену, перспектива копаться в бумагах внезапно представляется ей напрасной тратой времени? Все эти папки и за год не переворотить, а документов на Флору они могут не найти, даже если они существуют, даже если их не выбросили сто лет назад, даже если Флора действительно была рыжеволосой няней. Кроме того, они находятся в городе, где Хелен выросла, где мать научила ее шить, где брат брал ее с собой в кафе посмотреть, как мужчины играют в шахматы и спорят, где отец водил ее в оперу. Они должны посетить Венскую оперу, увидеть Дунай, подняться на колесе обозрения, а не сидеть безвылазно в архиве, когда возможность обнаружить папку Флоры так ничтожна.

— Может быть, ты сегодня продолжишь без нас? — предлагает Эшли Кристиану.

— Я не против, — говорит Кристиан. — Но это снижает наши шансы что-нибудь найти.

— Что, если нанять пару архивистов? Они справятся с задачей лучше, чем мы, — добавляет Джейк, глядя на Бек.

— Думаю, фирма согласится заплатить за это, — говорит младшая сестра.

Кристиан пожимает плечами. Решение от него не зависит, и Джейк замечает облегчение на его лице. Кристиан машет рукой на прощание и бредет в сторону Херренгассе.

— Где ты откопала этого чудака? — спрашивает Эшли сестру. — О господи, ты покраснела.

У Бек действительно вспыхивают щеки. Ей по душе странности Кристиана, его ненавязчивость, то, что он ходит вприпрыжку, все время что-то напевает. Ей нравится, что он не чувствует неловкости, когда она рявкает на брата или сестру. Все в нем ей симпатично.

— Ну так что? — Эшли обнимает брата и сестру за талии. — Куда направимся?

— У меня есть идея. — Бек вынимает телефон и смотрит, как пройти к Israelitische Kultusgemeinde Wien[7], где Гольдштайны снимали офис, чтобы встречаться с детьми и родителями и отобрать пятьдесят ребят для вывоза из страны.

Миллеры идут к реке, пока не доходят до здания на мощеной пешеходной улице, и смотрят на желтые еврейские буквы над дверью, прочитать которые не могут. В этом доме Флора убедила Гольдштайнов увезти Хелен за границу.

Эшли выуживает из сумочки телефон и находит в нем копию черно-белой фотографии из книги «Моя бабушка и 49 других детей», где около этого здания выстроилась очередь из семей. Окна теперь другие, так же как и вывеска над рельефными деревянными дверьми (надпись на немецком языке Джейк и Эшли понимают не больше, чем нынешнюю на иврите). Нацистские офицеры со скрытыми тенью лицами проверяют документы у входящих. Хелен на фотографии нет, по крайней мере, Джейк ее не видит.

— Почему, по-вашему, Гольдштайны выбрали бабушку? — спрашивает он сестер. Хелен была старше других сорока девяти детей. Чем она так выделилась из сотен венских еврейских ребятишек, что ее сочли достойной стать американкой?

— А других почему? — говорит Бек.

Никто не отвечает. Они читали, что Гольдштайны предпочитали брать детей, которые, по их мнению, позже имели возможность воссоединиться с родителями, но в основном выбор, видимо, был произвольным. Может быть, миссис Гольдштайн понравилась улыбка Хелен или ее платье. Может быть, она хотела взять девочку постарше и разглядела в Хелен заботливую натуру. Миллерам известно только, что именно в этом здании Гольдштайны обратили внимание на их бабушку и позже увезли ее в Америку.

На следующее утро за завтраком никто даже не заикается о том, чтобы присоединиться к Кристиану в архиве. Переводчик с размахом намазывает масло на хлеб и спрашивает Бек:

— Мне нанять двух архивистов на сегодня?

— Делай все, что считаешь нужным, — отвечает ему Бек.

— И еще я попробую дозвониться до Петера Винклера.

— Было бы прекрасно. — Бек притворяется довольной, но предполагаемая встреча с Винклером и знакомство с коллекцией его отца внушает ей так же мало надежды, как и архивные изыскания.

После завтрака Миллеры едут на метро в район Бригиттенау, где выросла Хелен. Оттуда они следуют вдоль Дуная в Леопольдштадт, куда позже перевезли Хелен с матерью. Сейчас Леопольдштадт стал модным районом, с кафе, торгующими веганским мороженым, и бутиками с одеждой от местных дизайнеров. Джейк чувствует укол вины: он хотел бы жить в этой части Вены, хотя Хелен переселили сюда против ее воли.

Второй день плавно переходит в третий, а Кристиан не нашел сведений о няне детей последнего императора. Ему, однако, удалось связаться с Петером Винклером, который смутно помнил