…

О причинах этой агрессии почти за сто лет до нее в 1839 г. писал А. де Кюстин: «Я… предвижу серьезные политические следствия, какие может иметь для Европы желание русского народа перестать зависеть от промышленности других стран» [1134]. Страхи европейцев приобретут реальные очертания в начале ХХ в., когда по темпам роста промышленного производства Россия станет мировым лидером, опережая не только Германию, но даже США [1135]. «Ни один из европейских народов не достигал подобных результатов…», — писал в своем отчете французский исследователь Э. Тэри в 1913 г.: «Если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом…, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении» [1136]. И в 1914 г. канцлер Германии Бетман-Гольвег запишет: «Кайзер ожидает войну, думает, она все перевернет. Пока все говорит о том, что будущее принадлежит России, она становится больше и сильнее, нависает над нами, как тяжелая туча» [1137].

Спустя 10 лет Гитлер в «Майн Кампф» укажет: «Никогда не миритесь с существованием континентальных держав в Европе! В любой попытке на границе Германии создать вторую военную державу или даже только государство, способное впоследствии стать крупной державой, вы должны видеть прямое нападение на Германию» [1138]. За 1930-е годы, согласно данным Лиги Наций и берлинских аналитиков, индекс промышленного производства в СССР вырос более чем в 5 раз по сравнению с 1929 г., индексом Германии и всех остальных развитых стран [1139]. И уже в 1937 г. Геббельс запишет: фюрер «объясняет напряженность, указывает на силу России, рассматривая наши возможности…, надеется, что у нас будет еще 6 лет, но, если подвернется очень хороший случай, мы его не упустим» [1140]. Сам А. Гитлер 9 января 1941 г. заявит: «Особенно важен для разгрома России вопрос времени » [1141].

В каждой мировой войне ХХ в. Россия теряла около трети своего национального богатства, не считая военных расходов. Только на его восстановление до довоенного уровня уходил весь прирост ВВП за последующие 6–8 лет. Другими словами, из 70 лет Советской власти не менее 20 лет ушло на отражение агрессии Запада и восстановление экономики.

…

Для того чтобы представить себе последствия Первой мировой войны, можно привести мнение У. Черчилля: «Нет более кровавой войны, чем война на истощение… Искалеченный и расшатанный мир, в котором мы живем сегодня, — наследник этих ужасных событий » [1142]. При этом сама Англия, как отмечал Дж. Кейнс, почти не пострадала: «Война разорила нас, но не очень серьезно…» [1143]. Дж. Оруэлл в свое очередь замечал, что: «в Европе за последние десять с лишним лет средним классам довелось пережить многое такое, чего в англии не испытал даже пролетариат» [1144]. Война разорила практически все европейские страны, принимавшие в ней участие. И во всех этих европейских странах, кроме тех, которые получали «питание» извне в виде германских репараций или доходов от своих колониальных империй, после войны были установлены фашистские или профашистские диктатуры. Что уж тут говорить о России, где еще более трех лет после окончания Первой мировой шла тотальная Гражданская война, приведшая к полному разорению и радикализации страны.

Чем дольше длится война и чем большее разрушения она несет, тем жестче меры мобилизационной политики и тем сложнее потом осуществить демобилизацию экономики и общества. Мобилизационные меры «военного социализма» широко применялись, в том числе, и демократиями Англии, Франции, США в период Первой и Второй мировых войн. Дж. Кейнс обосновал эти меры в своей работе How to Pay for the War (1939 г.) [1145]. Но при этом ни одна из этих стран даже близко не испытала тех ужасов тотальной войны, которые достались на долю России.

Климатическо-географический налог. У. Буллит, первый американский посол в СССР, замечал в 1936 г.: «За климат…(русские) выплачивают немыслимый ростовщический процент, в виде издержек за зимние погодные условия » [1146]. Как ни странно, вычислению ставки этого налога (процента), имеющей ключевое значение для оценки любой экономической деятельности в России, практически не уделяется никакого внимания.

Либертарианцы даже постановку этого вопроса считают чуть ли не святотатством. И это действительно так, поскольку он разрушает либертарианский миф о равных конкурентных возможностях в глобальной экономике.

…

«Различия народов предопределены климатом их стран», — утверждал в XVIII в. Ш. Монтескью [1147]. На то, что российский климат самым коренным образом отличается от европейского, указывал еще в 1553 г. Р. Чанселлор, первый англичанин, прибывший в Россию:

«По моему мнению, нет другого такого народа под солнцем, у которого были бы такие же трудные жизненные условия » [1148].

Спустя почти триста лет, в 1839 г. появится одна из лучших книг о России А. де Кюстина:

«Климат здесь угнетает животных, как деспотизм угнетает человека. Природа и общество словно бы объединили свои усилия, чтобы сделать жизнь как можно более трудной. Когда задумываешься о том, каковы исходные данные, послужившие для образования такого общества, то удивляешься только одному: каким образом народ, так жестоко обделенный природой, сумел так далеко уйти по пути цивилизации» [1149].

«Американская свобода, как и американское богатство, определяются американской географией, — дополнял И. Солоневич, — наша свобода и наше богатство ограничены русской географией». Бедность России не имеет отношения к политическому строю. «Она обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое определение: географическая ОБЕЗДОЛЕННОСТЬ России» [1150].

Общие климатическо-географические издержки России столь велики, что ставят под сомнение саму возможность ведения естественной экономической и политической деятельности на ее территории вообще. Собственные и очень приблизительные вычисления автора показывают, что во второй половине ХХ века в Советском Союзе минимальная ставка этого налога составляла не менее 20–30 %.

Холодная война . Холодная война была объявлена России еще в 1917 г. и с тех пор не прекращалась [1151].

…

Хотя истоки холодной войны брали свое начало не с большевистской революции, а с конечных целей американской политики в отношении России, которые были сформулированы еще в начале XX в. в работах А. Мэхема, сенаторов А. Бевериджа, Дж. Стронга и т. д. Американские геополитики теоретически разработали план борьбы, «которая к середине XX столетия должна будет закончиться торжеством англосаксонской расы на всем земном шаре» [1152]. План был доведен до сведения американского народа посредством сотен тысяч экземпляров их сочинений. В соответствии с их представлением, «главным противником англосаксов на пути к мировому господству является русский народ » [1153] .