напомнить нам, что между нами была страсть. Я хотела этого, потому что мы все склонны к сексуальным приключениям, и мне нужна была эта связь с тобой. — Она всё ещё смотрела на свои пальцы, теперь её голос был полон сдерживаемых эмоций. — Но мы зашли слишком далеко.

Слишком далеко.

Слишком далеко — это ещё мягко сказано.

— Карина… — я протянул руку, чтобы накрыть её ладонь своей, но она отдернула её. Она вскинула голову и уставилась на меня, а её покрасневшие глаза и сжатые губы разрывали меня изнутри.

— Как долго ты испытываешь к нему чувства? И я не имею в виду в плане секса. — Сценарий был выброшен в окно. Она была полна огня, боли и гнева.

— Карина, пожалуйста…

— Просто скажи мне! — закричала она срывающимся голосом, заставив нас обоих подпрыгнуть.

Мои глаза горели, и я изо всех сил старался сдержаться. Она заслуживала моей честности. А не моих чувств. Я прикусил нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, пытаясь собраться с духом, чтобы произнести их.

— Я… я не думаю, что понимал свои чувства к Джексону, потому что они были к мужчине. Я превратил их в дружбу. Я игнорировал их глубину, боялся их и прятал за маской простых приятелей. А потом случилась та ночь в колледже, и с меня как будто сорвали маску, и я был вынужден посмотреть на это. И это напугало меня до смерти, и я убежал. Потом, когда мы все остались одни, я надел новую маску, сказав, что это для тебя. Будто это не я принимал решение быть с мужчиной, это было ради тебя. Это было легко сделать, потому что я не ходил по улице, разглядывая других мужчин. Очевидно, я не был геем. — При этих словах мои щёки вспыхнули. — Думаю, что влечение было всегда, смешиваясь с дружбой, которая у нас уже была. Я просто прикрыл это ложью.

Карина снова уставилась на свои руки. Мне пришлось сжать кулаки, чтобы не потянуться к ней, когда её плечи затряслись, и она всхлипнула.

— А меня ты когда-нибудь любил? — спросила она тихим голосом. С таким же успехом это мог быть крик, такой вред это мне причинило.

— Боже, да, Карина. — Не в силах сдержаться, я схватил её за руки, хотя и не имел на это права, но ей нужно было поверить мне. — Ты так много значишь для меня. Ты была рядом со мной, когда я больше всего в тебе нуждался. Ты была моим лучшим другом. Я правда люблю тебя. — Но мы оба знали, что любовь, в которой я признавался, была недостаточно глубокой, чтобы удержать нас вместе.

— Тогда почему не я?

Я хотел отрицать это. Желал притвориться, что не понимаю, о чём она говорит. Хотел притвориться, что для нас это не конец, и прижаться к ней ещё крепче. Но не мог. Я больше не мог ей лгать.

Я сжал её маленькие ручки в своих, запоминая каждое прикосновение.

— Я…я не знаю, — и истерически рассмеялся. — Я ничего не знаю и чувствую, что схожу с ума, ничего не вижу ясно.

Её руки сжались в кулаки, прежде чем спросить:

— Вы с Джексоном когда-нибудь были вместе без меня? Я знаю, что вы проводили много времени наедине. Вы… — она поперхнулась этим словом, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем оно сорвалось с её губ. — Ты изменял мне с ним?

Мои вены заледенели, и я отпустил её. Мне приходилось снова и снова сглатывать, чтобы подобрать слова и справиться с паникой, охватившей мою грудь. Я ещё ничего не сказал, а она уже плакала, глядя на меня, и на её лице было написано отчаяние. Её голубые глаза были такими яркими, какими я никогда их не видел, из-за её слёз. Её губы задрожали, а брови нахмурились, когда Карина покачала головой, как будто могла опровергнуть это.

Мои эмоции были на пределе, и я не мог остановить слёзы, наполнившие мои глаза и покатившиеся по щекам. Я смахивал их, но они продолжали накатывать, словно приливная волна, сотрясающая моё тело. Я задыхался и выдавил из себя:

— Прости меня. Мне очень, очень жаль.

— Когда?

— Я…

— Когда! — закричала она.

Я не мог заставить себя взглянуть на неё, и знал, что это делает меня ещё большим трусом.

— В пятницу в баре и прошлой ночью.

Я не стал вдаваться в подробности, потому что то, что произошло, не отменяет того факта, что это произошло. Одна скрытность не более простительна, чем другая.

Я не заметил, как меня толкнули. Карина уперлась ладонями мне в грудь, зарычала и оттолкнула меня. Снова и снова, пока толчки не превратились в удары. Она била меня по рукам и груди и всё это время всхлипывала. И я позволял ей это. Я позволил ей выместить свой гнев на мне.

— Я ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Я так сильно тебя ненавижу. Я… — она подавилась рыданием, её удары стали мягче и сбавили обороты. — Ненавижу тебя, — прошептала она.

Когда Карина, наконец, закончила, её руки легли мне на плечи, а голова упала на руку. Воспользовавшись случаем, я притянул её к себе и обнял. Она не отстранилась, просто вцепилась в мою рубашку и заплакала. Время от времени она ударяла меня кулачком и хныкала:

— Ненавижу тебя, — но сколько она мне позволит, я буду держать её в своих объятиях, и мы будем плакать обо всём, что теряли.

— Мне так жаль, — прошептал я ей в волосы. — Так жаль. Я в полном беспорядке, и я… я больше не знаю, кто я. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем это. Большего, чем то, через что я заставил тебя пройти. Ты заслуживаешь лучшего мужчину — лучшего друга. Ты заслуживаешь быть счастливой.

Её слёзы высохли, и она начала глубоко дышать, пытаясь взять себя в руки. Я сделал то же самое и вытер глаза, продолжая обнимать Карину так долго, как она мне то позволяла.

Она заговорила так тихо, что я почти не расслышал её.

— Ты тоже заслуживаешь счастья.

Что? Мои мышцы напряглись от удивления.

Она вытерла глаза и села, а я неохотно отпустил её.

— Ты лживый ублюдок, и я ненавижу тебя, но я тоже должна признать свою роль.

Карина всегда умела брать на себя ответственность, смотреть правде в глаза и не перекладывать вину на других. Но это была не её вина.

— Карина, нет.

— Я знала, что у нас были трудности. И, возможно, я крепче прижалась к тебе, потому что мне нравилось чувствовать, что мой отец гордится мной,