Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот нетерезский лорд напустил медузу на моих компаньонов, мою любовницу и единственное, что связывало меня с давно минувшими желанными днями. Они были мертвы. Далия, Энтрери, Серая Амбра и Афафренфер обратились в камень и погибли из-за козней Дрейго Проворного.
Это правда, мы вторглись в его дом… Эта мысль о смягчающих обстоятельствах, казалось, засела у меня в голове и только крепла день ото дня, по мере того как постепенно улучшались условия моей жизни.
В конце концов я понял, что эта деталь была ключом ко всему остальному. Предоставляя нам комфорт, Дрейго Проворный вёл тонкую игру, соблазняя меня и Эффрона, мало-помалу, шаг за шагом, начав с пищи, которая улучшилась как качеством, так и количеством.
Голодающему трудно ударить по руке, которая кормит его.
Когда вы думаете только о том, как утолить свои физические потребности, трудно распалять гнев и помнить его причину.
Вкусная еда, предлагаемая со спокойными словами, скрадывала эти воспоминания, настолько тонко и постепенно (хотя каждое улучшение моего положения выглядело весьма значительно), что я не отдавал себе отчёта в ослаблении моей враждебности к старому колдуну шейду.
Потом пришло прозрение, в знаменательный день, в моей уютной комнате в замке Дрейго Проворного. Хотя, вспоминая случившиеся печальные события, не способный вновь обрести прежнюю ярость, я почувствовал только смутное раздражение.
Вот на чём я остановился и что мне интересно.
Дрейго Проворный часто приходит ко мне в гости, иногда ежедневно, и я вполне мог бы раздобыть оружие - осколок бутылки, например.
Должен ли я попытать счастья?
Возможность вновь обрести свободу путём насилия представляется в лучшем случае маловероятной. Я не видел Эффрона несколько десятидневок и не знаю, где и как его можно найти. Я даже не знаю, находится ли он до сих пор в замке, или даже жив ли он ещё. Я понятия не имею, как найти Гвенвивар, и вдобавок я больше не владею даже ониксовой статуэткой.
И даже если бы я нанёс смертельный удар старому колдуну и смог бежать из замка, что потом? Как бы я вернулся на Фаэрун, и что меня там ожидает, так или иначе?
Ни одного из моих старых друзей, всех развеяло ветром. Нет Далии, нет даже Артемиса Энтрери. Ни Гвенвивар, ни Андахара.
Нападение на Дрейго Проворного станет только лишь завершающим актом неповиновения обречённого дроу.
Мой взгляд задерживается на бутылках, удобно расположенных в диагональных ячейках на винной стойке, и я вижу в них смертельные кинжалы под рукой. Дрейго Проворный появляется теперь один, без охраны. Хотя, даже если бы он был в сопровождении своих лучших солдат, я был обучен сражаться так быстро, что они не смогли бы мне помешать. Старый колдун может быть защищён магическими средствами, способными отразить такую атаку, а может и нет, но этот удар стал бы криком свободы и отречения от колдуна, который отнял у меня так много, который заключил в тюрьму Гвенвивар и лишил меня моих спутников, когда мы пришли за ней.
Представляя себе эти потенциальные кинжалы, я только качаю головой, я не буду делать их из бутылок. Это не страх перед Дрейго Проворным останавливает мою руку. И не безрассудство такого поступка, тем более, я практически уверен, что даже в случае успеха я наверняка погибну и, вероятно, достаточно быстро.
Я не убью его, я знаю.
Потому что не хочу.
И, боюсь, это может оказаться самым важным прозрением из всех.
Компаньоны и Кодекс Компаньонов
Компаньоны
Сколько раз я обдумывал долгий путь, который прошел и, вероятно, еще пройду. Я часто вспоминаю слова Инновиндиль, ее предостережение о том, что эльф, живущий долго, должен научиться жить своей жизнью, чтобы приспособиться к смертности тех, кого, возможно, узнает и полюбит. И поэтому, когда человек уходит, а любящий его эльф остается, нужно идти вперед, разорвать эмоциональные и прочие узы и начать все сначала.
Я полагаю, все это довольно сложно, и принять решение мне порой нелегко. Разум говорит, что слова Инновиндиль - истинная правда. А сердце...
Не знаю.
Поскольку я не слишком уверен насчет этого бесконечного цикла, мне приходит в голову, что брать за основу продолжительность человеческой жизни - тоже нелепая затея, ибо, в самом деле, разве эти расы с коротким веком не проживают свои жизни бурно, неравномерно, со взлетами и падениями? Друзья детства, разлученные всего на несколько месяцев, могут сойтись снова - для того лишь, чтобы обнаружить: былые узы, связывавшие их, истлели. Возможно, один уже вступил в пору юности, в то время как другой остается в плену у отроческих забав. Я много раз наблюдал это в Десяти Городах (хотя среди сородичей Бренора в Мифрил Халле, больше походящих друг на друга, такое встречается реже), когда двое мальчиков, лучших друзей, расходились и один увлекался юной леди, причем настолько, что прежде и вообразить бы не мог, а другой продолжал жить детскими играми и более простыми радостями.
Во многих случаях это расставание оказывалось не просто временным охлаждением, поскольку никогда уже эти двое не смогут взглянуть друг на друга прежним любящим взглядом. Никогда.
И это относится не только к поре перехода от детства к юности. Вовсе нет! Это реальность, которую все мы редко способны предугадать. Друзья выбирают разные пути, клянутся встретиться вновь, и часто - нет, почти всегда! - эти клятвы не исполняются. Когда Вульфгар покинул нас в Мифрил Халле, Бренор поклялся навестить его в Долине Ледяного Ветра, и все же, увы, эта встреча так и не произошла.
А когда мы с Реджисом отправились на север Хребта Мира, чтобы повидать Вульфгара, то выкроили для воспоминаний ночь, всего одну ночь. Одну ночь, когда мы сидели втроем у костра в пещере, которую Вульфгар сделал своим домом, рассказывая о себе и вспоминая приключения, пережитые вместе много лет назад.
Я слышал, что подобные встречи могут оказаться довольно неприятными и исполненными благоговейного молчания, но, к счастью, в ту ночь в Долине Ледяного Ветра все было не так. Мы смеялись и твердо верили, что нашей дружбе никогда не будет конца. Мы побудили Вульфгара открыть нам свое сердце, и он сделал это, подробно рассказав, как прошло его путешествие на север, когда он покинул Мифрил Халл, чтобы вернуть свою приемную дочь ее настоящей