— А что, таких дураков тоже хватает, — задумавшись, отозвался Станкевич.

— Нет, бывает, конечно, но Нинке он помогал, я сама ей каждый месяц от него деньги передавала, она была рада, зла не держала…

— И сколько он ей отступных платил?

— Семьсот тысяч. Не такая уж маленькая сумма. Хотя детей у них не было, мог бы не платить. И без того квартиру ей оставил.

Они еще поболтали немного о всяких пустяках, но сообщение о бурном ходе следствия оставило в душе Геннадия Генриховича неприятный осадок. Людмила это тотчас поняла и засобиралась домой, не став вспоминать о повторении экскурсии наверх. Хотя он и пытался ее удержать, даже предлагал остаться до утра, обещая вечером шашлыки и маленький фейерверк, но гостья сослалась на обещание быть сегодня у родителей, там тоже маленький семейный праздник.

Прощаясь, он сказал, что хотел бы в следующий раз ее видеть подольше.

— Будет такое неодолимое желание, звоните, Геннадий Генрихович, — улыбаясь, столь же вежливо ответила гостья. — Завтра, как все прояснится, я вам позвоню.

На прощание он поцеловал ее в щеку, и она снова вспыхнула. Он отправил ее на своей машине, сказав шоферу сначала заехать к ней домой, там подождать ее, а потом отвезти к родителям.

«А почему бы не жениться? — снова подумал Станкевич, вспоминая вчерашний раут. — Во всяком случае, в ее преданности мне сомневаться негоже, в ее симпатиях также. А то, что нет столь бешеной страсти, какая была к Элле, так это, может быть, и лучше. Жена есть жена, как говорили в старину, и этим все было сказано. У Кузьмы хорошее чутье, он редко ошибается в таких вещах, а при виде Людочки он млеет, как пчела у цветка. В мои годы выбрать хорошую жену не так-то просто. А она долго ждать не станет. Упорхнет, и буду локти кусать».

Воспоминания немного отвлекли Станкевича. Он посмотрел на часы: половина пятого. До шести Белов обязательно вернется, на шесть у него назначена встреча. К пяти должен подъехать Санин. Во-первых, он сам просил о встрече, а в связи с открывшимися обстоятельствами она стала необходима и Станкевичу. Теперь ему важно знать, о чем все же его доверенное лицо секретничало с Шелишем. И не от Виталика ли Олег был столь хорошо осведомлен о связях Станкевича с «мировым кланом». Санин в курсе всех его манипуляций. На что же Санин тогда согласился? А соглашаться с Шелишем по любому вопросу означало действовать во вред Станкевичу. Виталик уже давно завидует его деньгам, а такая зависть опасна. Она легко подтолкнет его на путь предательства…

Геннадий Генрихович так встревожился, раздумывая о встрече Санина и Шелиша, что поднялся и налил себе полстакана коньяку. Махнул его залпом, даже не почувствовав вкуса и запаха, чего никогда с ним не случалось. В принципе Санин на этой встрече повел себя правильно, да, нужно было соглашаться, он только забыл одну, но весьма важную вещь: нужно было обо всем рассказать ему, Хозяину, на которого он работает. В России люди еще никак не могут привыкнуть к мысли, что есть рабы и есть хозяева и последние могут делать с рабами все, что угодно. Эта идиотская красная империя кроме разора экономического оставила и разор духовный: глупое убеждение, что все люди равны между собой. Вот и Виталик так думает. И всерьез числит себя со Станкевичем в приятелях. А раз они в приятелях, раз наравне, значит, Станкевич должен делиться. Пусть не в равной пропорции, но делиться с каждой сделки. Наверняка Санин размышляет именно так. А если Гена не делится, то надо его наказать!..

Станкевич тяжело вздохнул и налил себе еще коньяку.

«Неужели он всерьез задумал пойти против меня? — усмехнулся Геннадий Генрихович. — Вот идиот! Ведь кроме денег и баб у этого придурка больше нет никаких пристрастий! Куда же он рвется?!»

Станкевич закурил сигару. Да, он с ним не делился, не собирался и цента давать ему из тех сорока миллионов, что провернул с подставной «Радугой». Во-первых, эти деньги заработал лично он. Своим умом и оперативностью, а во-вторых, Виталик и без того тихо приворовывает, думая, что Хозяин не знает. А Хозяин знает все. Все суммы до цента, которые красавчик умыкнул со счетов банка, потому что главбух — тайное доверенное лицо Геннадия Генриховича — составляет ему подробные отчеты по каждой операции, где есть хоть малая заинтересованность управляющего банком. На сегодняшний день Саниным украдено 5 миллионов 670 тысяч долларов. Немалые денежки. Так какого рожна ему еще надо? Понятно, что содержать двух любовниц, жену, дочь и жадного тестя-генерала радость не большая. Но Виталик сам выбрал эту ношу. Еще рано предъявлять гамбургский счет воришке, посмотрим, что между собой решат премьер с Президентом. В этой стране и такой придурок, как Санин, может занять пост первого вице-премьера.

Вошел Кузьма, сел за стол, налил себе чаю и пододвинул вазу с печеньем.

— Ну как наш розанчик?.. Умиротворен? — усмехнулся Кузьма, хватая пригоршню печенья, устраиваясь на диване и прихлебывая чай.

— Розанчик повел себя странно, — проговорил Станкевич. — Попробовал всего и уехал.

— Ну и правильно. — Кузьма сузил свои раскосые глаза. — Девушка всего попробовала, теперь надо оценить, что чего стоит и какую тактику выбрать. Розанчик уже не в том возрасте и положении, чтобы становиться чьей-то любовницей. Ей нужен муж, статус-кво. Вот она и хотела понять ваши, сир, намерения.

— Об этом разговора не было…

— А зачем разговор? Умной женщине и так все понятно: трепетность обращения, сила желания, страсть влечения или влечение страсти… — Он хитро улыбнулся. — Если мужчине хотелось еще, значит, не так все плохо. Если маэстро волновался, значит, не относится как к очередной шлюхе, ну и так далее, если беззаветно смотрел в глаза, то еще лучше. Это же азбука.

— Ты как гуру у нас, — насмешливо улыбнулся Станкевич. Но, несмотря на усмешку, Станкевич ценил незаурядный ум и проницательность своего охранника.

— Женитесь, Геннадий Генрихович, хорошую бабу, пардон, диву найти нынче трудно, — серьезно проговорил Кузьма. — Подумайте…

— Трудно, — помолчав, ответил Станкевич. — Трудно привыкать к чужим требованиям, капризам. Семейному этикету. Я понимаю, что Люда, может быть, единственная женщина, которая мне сегодня нужна, но что-то меня останавливает. Я даже не так страшусь Эллы, с этой все просто и все понятно, а тут как заново родиться.

— Вот уж не думал, что такой мужик, как ты, способен испытывать страх перед особой противоположного пола. — Кузьма загреб еще пригоршню печенья.

— Тут не страх… — Станкевич задумался. — Разве Подколесин испытывал страх перед Агафьей Тихоновной? Тут другое. Тут боязнь сломать в себе что-то очень важное…

Внизу засигналила машина. Кузьма, как кошка, подскочил к окну. Выглянул.

— Наш красавчик приехал…

Он нажал кнопку на пульте, расположенном в нише стены и скрытом портьерой. Ворота бесшумно открылись. «Вольво-640» въехала во двор.

— Заходи, к Гене-цвали, — скаламбурил Кузьма, помахав ему из окна. — Не любит меня твой банкир, не жалует, — проворчал он.