Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Лосеве говорили, что он филолог (делегация от филологов);
что он философ (делегация от философов);
что он мыслитель (делегация – я не понял от кого);
что он крупнейший философ конца века (от Совета по мировой культуре; какого века – не сказали);
что он русский мужик, подобный Питеру Брейгелю;
что он донской казак из тех краев, где родились «Тихий Дон» и «Слово о полку Игореве» (т. е. из Новочеркасска, сказал Палиевский);
что он продукт и результат (от Союза писателей и лично от поэта Вл. Лазарева, со словами: «Хочу подытожить стихами с точки
зрения истины»:
Правда, крытая враньем —
Точно небо – вороньем – —
Воронье с тобой разгоним,
Песню чистую споем!»).
[В первом издании «Зап. и вып.» я по памяти процитировал вместо «точно» – «словно», вместо «с тобой разгоним» – «с небес прогоним» и вместо «песню чистую споем» – «честную зальем». Он прислал мне обиженное письмо с поправками.]
что он историческая личность (завкафедрой древней истории МГУ В. Кузищин, ассоциации с Ноздревым, видимо, не предусматривались);
что он «отнюдь не великий деятель русской культуры, а великий деятель человеческой культуры – спасибо Вам и за это!» (делегация от Грузии);
что он – issimus, – issime (от кафедры классической филологии МГУ, латинский адрес, больше ничего не было слышно);
что он дыхание Абсолюта (не помню кто); что он ломовая лошадь науки (автохарактеристика, кем-то припомненная);
что
За каждым образом у Вас идея,
Вы нам открыли факел Прометея,
Вы исполин, мудрец и человек,
Вас жаждет видеть XXI век
что «тайна призвания – одна из самых глубоких тайн, это тайна жизни» (Аверинцев), что «мы Вас любим и готовы страдать с Вами и дальше» (от издательства «Мысль», говорил главный редактор, сменивший того, которого выгнали за издание книжки Лосева о Вл. Соловьеве).
Говорили даже, что краткость – сестра таланта, хотя это звучало издевательством не только по отношению к говорившему (Н. из МГУ), но и по отношению к автору «Античной эстетики». Продолжалось чествование четыре часа, и к концу его А. Ф. еще был жив – по крайней мере, говорил ответное слово, и даже отчасти по-гречески…
Я. Из меня будет хороший культурный перегной.
Я. «Это дело двоих: меня и еще одного меня», – говорил Мейерхольд (Гладков).
ЯЗЫК. В 1918 г. переговоры гетманского правительства с московским шли через переводчиков.
ЯЗЫК. «Пашка умел разговаривать даже с медведями, а если он, например, англичан не понимал, то только потому, что они на своем языке, вероятно, говорят неправильно» (В. Шкловский. Иприт).
ЯЗЫК. А. в детстве считала, что иностранный язык – это такой, на котором соль называется сахаром, а сахар солью. А Н. говорила, что в детстве ей казалось, будто по-английски лгать нельзя, так как все слова там и без того ложь.
ЯЗЫК. С. Кржижановский об одесском лете: на спуске к пляжу тропинка огибала цветочную грядку, все срезали угол и топтали цветы, никакая колючая проволока не помогала. Тогда написали красным по желтому: «Разве это дорога?» – и помогло. «Вот что значит говорить с человеком на его языке».
ЯЗЫК. Уэллса спрашивали в Петрограде в 1920 г.: почему ваш сын владеет языками, а вы нет? Он отвечал: потому что он – сын джентльмена, а я не сын джентльмена. Мой сын тоже не сын джентльмена (Э. Фрид).
ЯЗЫК. Купчиха Писемского с ее мужем, офицером и кучером (см. ЛИЧНОСТЬ) – это вариант песенки Л. Лесной, как японец изменял японке с негритянкой, но это ведь не была измена, потому что «он по-японски с ней не говорил» (Восп. Л. Д. Блок).
ЯЗЫК. Искусствоведческий язык, в котором каждое второе предложение должно быть восклицательным.
«Если знаешь предлагаемое, то похвали, если не знаешь, то поблагодари» (Фульгенций).
IV
Интеллигенция и революция (вопросник журнала «Знамя»)
1. Считаете ли вы, что русская интеллигенция – с момента своего возникновения – являлась инициатором всех общественных движений и революций в стране?
Прежде всего: что такое интеллигенция? (И считаю ли я себя интеллигентом?) По общеевропейскому пониманию, это слой общества, воспитанный для того, чтобы руководить обществом, но не нашедший для этого вакансий и предлагающий обществу свою критику или свои предложения со стороны. Если так, то принадлежность к интеллигенции решается внутренним чувством: чувствуешь ли ты себя призванным руководить обществом? Я не чувствую: я знаю, что если меня поставить президентом, то я с лучшими намерениями наделаю много фантастических глупостей. Поэтому я предпочитаю называть себя работником умственного труда.
Затем: с какого момента возникла интеллигенция? Вероятно, с того момента, когда люди почувствовали, что они живут нехорошо и что обществу нужно какое-то руководство, чтобы жить лучше. Тогда первыми пришлось бы назвать религиозных учителей, Будду и Христа. Думаю, что говорить об этом нелепо. Взглянем поуже: когда Россия почувствовала, что завтрашний день не должен повторять вчерашний, а должен быть новым? В XVII–XVIII веках, после Смуты и Петра I. Можно ли сказать, что идеи князя Хворостинина оказали влияние на Разина, а идеи вольтерьянцев на Пугачева? Смешно и думать. Общественные движения – результат стихийных, массовых социальных сдвигов, и искать для них инициаторов – это значит ставить небезынтересный, но практически праздный вопрос, кто первым сказал «ату!».
Интеллигенция была осознавателем общественных движений, но не инициатором их.
2. Существует ли некая граница между интеллигенцией и народом? если да, то где она пролегает? Или духовные прозрения и духовные болезни интеллигенции являются лишь отражением (усиленным) прозрений и болезней народа?
Видимо, ответ вытекает из сказанного: интеллигенция есть часть народа, чувствует то же, что и народ, но в силу лучшего образования лучше это осознает и дает этому выражение. Граница пролегает по уровню образования. Усиленное это выражение или нет – вопрос к статистике, которой в общественных науках всегда трудно. Погибло ли жертвой коллективизации два, пять или десять миллионов крестьян, можно ли говорить, что отношение наше к этой трагедии преувеличено?
3. В какой степени творцов русской классики можно причислить к интеллигенции?
Вероятно, по сказанному: если у них есть законченная программа общественного переустройства, то можно. Толстого можно: устроить русскую жизнь по Генри Джорджу – и все вопросы решатся. Чернышевского тем более можно. (Только считают ли его авторы анкеты «творцом русской классики»?) А вот Лермонтова или Гончарова, наверно, нельзя.