– Не глуши мотор. В случае чего уезжай в Логроньо на встречу с остальными.

Феликс с удивлением уставился на него.

– О чем ты говоришь? Уж не собираешься ли ты идти туда один? Не вздумай. Риск слишком велик, Хайме. Очень опасно.

Хайме похлопал его по плечу.

– Чему быть, того не миновать, – с улыбкой сказал он и вышел из машины.

Они смотрели, как Хайме зашел в находившийся в этом же здании магазин кожаной галантереи. Через несколько минут он появился с дипломатом в руке. Кивнув своим друзьям, сидевшим в машине, он вошел в банк.

Миган затаила дыхание и начала молиться.

Молитва – это возношение ума и сердца к Богу. Молитва – это смиренная беседа с Господом. Молитва – это отрешение от всего земного. Молитва – это ощущение присутствия Бога. Молитва – это свет, воссиявший от Иисуса.

«Я спокойна и в душе моей умиротворение».

Однако она не была спокойна и тем более не чувствовала умиротворения.

* * *

Пройдя сквозь двойные двери, Хайме Миро оказался в отделанном мрамором вестибюле банка. Впереди он заметил телекамеру, установленную высоко на стене. Мельком посмотрев на нее, он оглядел зал. За кабинками контролеров была видна лестница, которая вела на второй этаж, где за столами работали банковские служащие. Банк скоро закрывался, и в нем было много клиентов, которые стремились завершить свои денежные операции. К трем кассам стояли очереди, и Хайме заметил, что некоторые из посетителей держали в руках пакеты. Встав в одну из них, он терпеливо дожидался своей очереди. Подойдя к окошку кассы, он мило улыбнулся.

– Buenas tardes.

– Buenas tardes, сеньор. Чем можем быть вам полезны?

Наклонившись к окошку, он вытащил из кармана свернутый полицейский плакат и протянул его кассиру.

– Взгляните, пожалуйста, на это.

– Хорошо, сеньор, – с улыбкой ответил кассир.

Он развернул плакат, и, когда увидел, что это такое, у него округлились глаза. Он посмотрел на Хайме, его лицо выражало смятение.

– Здорово похож, правда? – тихо сказал Хайме. – Судя по тому, что там написано, я уже многих убил, и мне не составит труда убить еще одного. Вы хорошо меня поняли?

– А-абсолютно, сеньор. У меня семья. Я умоляю вас…

– Семья – это хорошо, поэтому я скажу, что вам надо сделать для спасения отца ваших детей.

Хайме всучил кассиру дипломат.

– Я хочу, чтобы вы мне его наполнили. И пожалуйста, сделайте это быстро и тихо. Если вы искренне думаете, что деньги важнее вашей жизни, тогда давайте поднимайте тревогу.

Кассир затряс головой.

– Нет-нет-нет.

Дрожащими руками он начал вытаскивать деньги из ящика кассы и запихивать их в дипломат. Набив его, кассир сказал:

– Вот, пожалуйста, сеньор. Я обещаю вам, что не буду поднимать тревоги.

– Очень разумно с вашей стороны, – ответил Хайме. – И я объясню вам почему.

Повернувшись, он показал на женщину средних лет с коричневым бумажным свертком в руках, стоявшую в конце очереди.

– Видите эту женщину? Это наш человек. У нее в свертке бомба. Если раздастся тревога, она тут же взорвет эту бомбу.

Кассир побледнел еще больше.

– Не надо, прошу вас.

– Вы выждете десять минут после ее ухода, прежде чем что-либо предпримите.

– Клянусь жизнью своих детей, – прошептал кассир.

– Buenas tardes.

Взяв дипломат, Хайме направился к дверям. Он чувствовал, как кассир не отрываясь смотрел ему вслед. Он остановился возле женщины со свертком. – Должен сделать вам комплимент, – сказал Хайме. – Это платье вам очень идет.

Она зарделась.

– О, спасибо, сеньор.

– Не за что.

Оглянувшись, Хайме кивнул кассиру и вышел из банка. Пройдет по крайней мере пятнадцать минут, прежде чем эту женщину обслужат и она уйдет. К тому времени они уже будут далеко.

С облегчением увидев, как Хайме вышел из банка и направился к машине, Миган чуть не лишилась чувств. Феликс Карпио расплылся в улыбке.

– Этот мерзавец свое дело сделал, – сказал он. И тут же добавил извиняющимся тоном: – Прости, сестра.

Миган еще никогда никого не была так рада видеть. «Ему удалось, думала она. – Удалось все сделать одному. Вот я расскажу об этом сестрам». И вдруг она вспомнила. Она никому не сможет об этом рассказать. По возвращении в монастырь ее ждет безмолвие до конца жизни. И от этого ей стало как-то не по себе.

– Подвинься, amigo. Я сяду за руль, – сказал Хайме Феликсу, бросив дипломат на заднее сиденье.

– Все прошло удачно? – спросила Ампаро.

– Лучше не придумаешь, – рассмеялся Хайме. – Надо не забыть поблагодарить Акоку за этот плакат.

Машина покатила по улице. На первом перекрестке Хайме повернул налево. Вдруг перед машиной, откуда ни возьмись, возник полицейский и взмахом руки потребовал остановиться. Хайме затормозил. У Миган заколотилось сердце.

Полицейский подошел к машине.

– В чем дело, капитан? – спокойно спросил Хайме.

– Дело в том, сеньор, что вы едете не в ту сторону по улице с односторонним движением. И если вы не докажете, что вы слепой, вас ждут неприятности. – С этими словами он показал на знак в начале улицы. – Там достаточно ясно указано. Предполагается, что водители должны обращать внимание на подобный знак. Для этого он там и установлен.

– Тысяча извинений, – виноватым тоном ответил Хайме. – У нас с друзьями был настолько серьезный разговор, что я не заметил знака. Полицейский наклонился к окошку машины. Он внимательно смотрел на Хайме, и на его лице появилось озадаченное выражение.

– Будьте добры, позвольте мне взглянуть на ваши документы.

– Да, конечно, – ответил Хайме.

Он потянулся за револьвером, который был у него под курткой. Феликс приготовился действовать. Миган затаила дыхание.

Хайме сделал вид, что роется в карманах.

– Я знаю, что документы где-то здесь.

В этот момент с площади донесся громкий крик и полицейский обернулся. На углу какой-то человек избивал женщину, он бил ее кулаками по голове и плечам.

– Помогите! – кричала она. – Помогите! Он убьет меня!

На какое– то мгновение полицейский замешкался и затем приказал:

– Стойте здесь.

Он бросился по улице к дерущейся паре.

Хайме завел машину и нажал на акселератор. Машина понеслась по улице с односторонним движением навстречу машинам, которые злобно сигналили, уступая им дорогу. Доехав до угла, Хайме еще раз свернул в сторону моста, ведущего за город на шоссе Санчес де Архона.