Даже близкие к нему люди не знали, принял ли он уже заранее решение и заместителей собирал всего лишь для проформы? Или же, наоборот, собирался целиком довериться мнению коллег? Но ритуалу этому он придавал большое значение. А может быть, это и не ритуал вовсе.

Советы он спрашивал всегда и выслушивал их внимательно. И только в самый крайний момент, если на него кто-то крепко жал, он мог сказать:

— Ну, разрешите мне быть директором! Мягко так… «Разрешите»…

Он звонил своим коллегам — например, заместителям, начальникам департаментов:

— Добрый день. Это Примаков.

Всегда представлялся. Как будто бы его по голосу не узнали. Потом спрашивал:

— У вас минуточка есть? Вы не очень заняты?

В Ясеневе есть несколько залов для собраний — зал на сто мест, зал на триста мест и зал на восемьсот. Вот в этом зале на восемьсот человек в прежние времена устраивались партийные конференции. В перестроечные времена там собирали разведчиков послушать приезжавших в Ясенево депутатов — необычная для офицеров форма общения.

И вот на каком-то общем для разведки мероприятии «в зале на восемьсот» Примаков произнес речь, которая согрела сердце коллектива. Он говорил: наши с вами заботы, наши задачи, в нашей среде, надо действовать нашими специфическими средствами… Когда он применительно к какому-то решению правительства сказал: «в нашей среде это могло бы найти поддержку», зал зааплодировал. Примакова уже считали своим.

Тем не менее в тот день, когда Ельцин приехал в Ясенево, судьба Примакова была в руках его многоопытных подчиненных. В тот момент открытости и гласности все понимали, что можно говорить все, что угодно, и это будет прекрасно воспринято президентом.

В революционные периоды всегда звучит команда: «Огонь по штабам!» Желание подчиненных избавиться от начальника было бы воспринято на «ура». Тем более Ельцин дал понять, что у него есть другой кандидат на это место. Этот день вполне мог стать последним днем работы Примакова в разведке.

Первым выступил заместитель директора Вячеслав Иванович Гургенов. Он встал и сказал прекрасные слова о Примакове. Еще один заместитель начальника разведки Вадим Алексеевич Кирпиченко произнес большую и аргументированную речь в пользу Примакова. Они вместе учились в Институте востоковедения.

Выступило примерно двенадцать человек. Все единодушно поддержали Примакова.

Борис Ельцин, уловив настроения, охотно присоединился к общему хору.

— Да, и у меня такое же отношение к Евгению Максимовичу… Мне советовали… его заменить, но я не буду этого делать. Он меня никогда не подводил… Даже в те тяжкие времена… времена опалы он был одним из немногих людей, кто мог мне руку протянуть, поздороваться, улыбнуться и поговорить… Я такие вещи не забываю, — многозначительно заключил президент.

Борис Ельцин прямо там же, на глазах всего руководства разведки, подписал заранее, разумеется, заготовленный указ № 316 о назначении Примакова. Была тогда у Ельцина такая манера — вот я сейчас на ваших глазах подписываю указ.

Ельцин поздравил Примакова и уехал. Все понимали, что в президентской папке был и другой указ…

Евгений Максимович создал Совет ветеранов Службы внешней разведки и поставил во главе Александра Титовича Голубева, который был начальником разведки в КГБ РСФСР и получил погоны генерал-лейтенанта.

Из Тбилиси в Москву

Евгений Максимович родился в Киеве 29 октября 1929 года. Но на Украине юный Примаков прожил считаные дни. Его перевезли в Тбилиси (тогда еще по-русски город назывался Тифлис), где он вырос и жил до 1948 года, пока не уехал в Москву учиться.

Его появлению на свет сопутствовали, вероятно, какие-то непростые семейные обстоятельства.

Что заставило его мать срочно покинуть Киев? Можно только предполагать, что за решением Анны Яковлевны, взяв грудного младенца, проехать почти через всю страну и обосноваться в Тбилиси, стояла какая-то жизненная драма.

Практически ничего не известно о его отце. Самые близкие друзья утверждают, что Примаков об отце никогда не заговаривал. Считалось, что его отец стал жертвой сталинских репрессий и погиб. Расспрашивать его было не принято.

В своей автобиографии Примаков пишет:

«Отец умер, когда мне было три месяца (к этому времени мы уже переехали в Тифлис). Воспитывался матерью, проработавшей последние тридцать лет своей жизни врачом в поликлинике Тбилисского прядильно-трикотажного комбината. В 1972-м она умерла в Тбилиси».

Юный Примаков похож был на маму. Полным он еще не был, средней комплекции. Его иногда называли самураем: глаза раскосые, лицо худое, тонкие усики.

Семейные дела Евгения Максимовича Примакова, разумеется, исключительно его личное дело. Они представляют общественный интерес только в одном смысле: как детство без отца повлияло на его дальнейшую жизнь, на его отношения с людьми, на его характер, взгляды и образ действий?

В Тбилиси Примаковы жили в двух комнатах на Ленинградской улице в доме номер 10. К его матери, Анне Яковлевне, которая всю жизнь проработала врачом, в городе очень хорошо относились. Милая, добрая, скромная, интеллигентная женщина, она многое передала сыну. Но растить его в одиночку ей было наверняка непросто.

Нет сомнений в том, что Примаков, как и любой мальчик в столь незавидных обстоятельствах, тосковал и страдал от того, что рос без отца. Рассказывают, что родители его друзей были особенно к нему внимательны, и это несколько компенсировало невосполнимую утрату.

Примакову повезло в том, что он оказался именно в Тбилиси, замечательном городе с особым теплым и душевным климатом. Тбилиси тех лет был одним из немногих городов, где в какой-то степени сохранились патриархальные нравы и человек не чувствовал себя одиноким, а был окружен друзьями, приятелями, знакомыми, соседями и тем самым принадлежал к какой-то группе, клану, сообществу.

Здесь было принято кто чем может помогать друг другу.

Потом все знающие Примакова будут восхищаться его умением дружить и верностью многочисленным друзьям. Это качество было заложено тогда, в Тбилиси. Он понял, как важно быть окруженным друзьями, и научился дорожить близкими людьми.

— Тбилиси — это рассадник дружбы, там высока культура дружбы, — рассказывал покойный Леон Аршакович Оников, который долгие годы работал в ЦК КПСС и был знаком с Примаковым шестьдесят лет. — Многонациональность Тбилиси — это достоинство города. Грузинам присуща большая деликатность в личной жизни, рафинированность. Русские, живущие в Тбилиси, в дополнение к своим качествам — твердости, открытости — вбирали замечательные грузинские черты. А кроме того, в городе кто только ни жил — и греки, пока их Сталин не выслал, и персы, пока их Сталин не выслал. Это делало нас интернационально мыслящими людьми.

А вот в Москве Примаков столкнулся с непривычной ему практикой делить людей по этническому признаку.