На идее дна основана теория «суровой любви», которой следует придерживаться родителям и супругам страдающих зависимостями людей. Отчасти программа «суровой любви» для членов семьи возникла из идей анонимных алкоголиков, из программы для супругов алкоголиков, которую создала жена Билла Уилсона Лоис. Родителей и супругов алкоголиков убеждают воздержаться от «потакания» любимым для того, чтобы помочь им осознать свое бессилие. Парадоксально, но несмотря на то, что родственникам и супругам внушают мысль о том, что не сами больные создали зависимость, что они не могут ни подавить, ни вылечить ее самостоятельно, им, однако, одновременно говорят, что покрывание прогулов или выплаты долгов, или даже споры о вреде выпивки, могут помешать алкоголику достичь столь якобы важного надира в состоянии.

«Суровая любовь» – это, кроме того, название вышедшего в 1982 году бестселлера и название сети групп поддержки, охвативших тысячи людей в восьмидесятые и девяностые годы. Инструкторы убеждали родителей не вносить залоги за арестованных детей. Родителям также советовали рвать всякие контакты с детьми, если те не проявляли должного послушания, под каковым понимается завершение курса лечения, воздержание от наркотиков и подчинение всем условиям, какие устанавливают родители. Многие члены общества «Суровой Любви» стали видными фигурами в движении Ал-Анон и его лечебных учреждений. Эти люди публично выступали за введение более жестких законов и основанных на принципах Синанона практик лечения, таких как Straight или Incorporated, нанесших тяжелые психические травмы тысячам семей. Но, так же как методы анонимных алкоголиков, методы общества «Суровой Любви» никогда не проверялись на эффективность и безвредность до широкого их распространения. Все знают, что иногда эти методы могут причинять вред, но никто не знает, насколько широко распространена проблема, потому что никто не проводил исследования того, что происходит с людьми, родители и супруги которых практикуют методы «Суровой Любви».

Самым вопиющим из известных случаев стал случай Терри МакГоверн, дочери бывшего кандидата в президенты и сенатора от Миннесоты Джорджа МакГоверна. Консультант посоветовал родителям Терри отказаться от всяких контактов с их находившейся в депрессии и страдающей алкоголизмом дочерью, если она продолжит пить. Вскоре после этого МакГоверны пережили тяжелейшее потрясение, узнав, что их дочь была найдена мертвой – она замерзла в сугробе. Определенно, бывают моменты, когда родителям надо отстраниться от своих страдающих зависимостями детей или супругов ради сохранения душевного здоровья или ради других детей, но никто не знает, принесет ли такая тактика в каждом конкретном случае вред или пользу.

Еще одним ответвлением идеи о насильственном погружении на «дно» стала идея о «вмешательстве», ставшая основой популярного одноименного телевизионного реалити-шоу. Опять-таки, эта идея заключается в конфронтации с зависимым человеком – обычно в присутствии большого числа людей, иногда в присутствии его руководителя по работе, – в ходе которой пациенту грозят прекращением всякой эмоциональной и финансовой поддержки, если он не согласится с предложенным лечением. Во время таких шоу участники беспощадно нападают на жертву, стараясь достучаться до нее и опустить на дно. Здесь мы снова сталкиваемся с угрозой непредсказуемого результата: иногда после такого вмешательства жертвы совершали самоубийство. Одним из таких самоубийц стал известный музыкант, идол девяностых Курт Кобэйн. (Существуют более мягкие и уважительные методы подобного вмешательства, не связанные с таким же риском, и поэтому можно утверждать, что авторы телевизионного шоу неверно поняли главную идею.)

Неудивительно, что в таком контексте уголовное законодательство представляется подходящим инструментом борьбы с наркотической зависимостью. Есть, однако, и лучшие способы заставить людей почувствовать свое бессилие, чем запирать их в тюрьму и контролировать все аспекты их жизни. Нет никакого конфликта между взглядом на зависимость как на болезнь и как на преступление, если вы верите, что болезнь можно излечить наказанием.

Конечно, как мы уже видели, объективные научные данные не поддерживают такой взгляд. На самом деле ощущение тотального бессилия – это фундаментальное условие для развития посттравматического стрессового расстройства, которое ни в коем случае не может считаться шагом на пути к выздоровлению. Наоборот, ПТСР повышает риск рецидива, да и вообще, само наличие ПТСР в 2–4 раза повышает риск возникновения наркотической или алкогольной зависимости. Более того, скрупулезный анализ имеющихся данных позволяет утверждать, что унижение, наказание и конфронтация, используемые в качестве средств «лечения», не только не помогают, но и приводят к усугублению зависимости и отказу от лечения. За четыре десятилетия ни одно исследование не смогло показать преимущество конфронтационного подхода перед более мягкими и уважительными способами лечения наркотической зависимости. Обзор проведенных исследований был выполнен Вильямом Миллером и Вильямом Уайтом. Тем не менее системы лечения и уголовное законодательство упрямо продолжают слепо верить в эффективность подобного отношения.

Лично мне страшно повезло, что мои родители не выбрали в отношении меня тактику суровой любви после моего ареста. Одно дело – отказать во внесении залога, если ребенку предстоит провести в заключении несколько дней или даже месяцев, но совсем другое – если этому ребенку грозит от 15 лет до пожизненного. Один из путей, каким расовое и классовое неравенство воспроизводит себя в нашем уголовном законодательстве, заключается в том, что представители среднего класса и богатые люди достаточно образованны для того, чтобы бороться с системой, и имеют для этого финансовые ресурсы.

Состоятельные родители могут нанять хорошего адвоката, способного защитить ребенка от излишне сурового приговора. Если существуют методы эффективного лечения, то состоятельные люди смогут найти соответствующих специалистов и оплатить их работу. Состоятельные люди также считают, что они просто обязаны защитить ребенка от уголовного преследования, потому что оно ставит под угрозу дальнейшее обучение в колледже и профессиональную карьеру. Так как наказание действительно не помогает зависимым, оно делает бедняков и тех, кто уверовал в эффективность суровой любви, особенно уязвимыми.

Тем не менее в 1986 году я оказалась зажатой в тисках системы. В том году я прочитала ужаснувшую меня статью в New York Times Magazine. Это был положительный отзыв о внедренной в Нью-Джерси программе КИДС – программе жестокой реабилитации молодых наркоманов. Лечение заключалось преимущественно в неподвижном сидении на жесткой скамье в течение 12 часов. Все это время пациент выслушивал эмоционально нагруженные оскорбления и нападки в свой адрес. Позже я написала книгу о том, насколько мучительной и вредной была та программа. Я, например, выяснила, что одна тринадцатилетняя девочка, у которой даже не было настоящей зависимости, проходила эту программу в течение тринадцати лет, но, в конце концов, по суду добилась выплаты 6,5 миллионов долларов компенсации за причинение эмоционального, физического и сексуального вреда.

В статье не были описаны самые изощренные методы унижений и издевательств, но того, что там было, оказалось достаточным, чтобы повергнуть меня в ужас. В статье рисовали программу морального и физического насилия, выдавая этот кошмар за метод лечения. Журналист, очевидно, клюнул на идею о том, что только такая тактика позволяет удержать этих плохих детей на краю пропасти и не дать сорваться в нее. Читая все это, я холодела от ужаса: интересно, чтобы я почувствовала, если бы прочитала в журнале статью, в которой пропагандировали бы сочувственные, добрые и поддерживающие эмоционально методы лечения. Я отправила в «Таймс» письмо, в котором сравнила программу КИДС с тоталитарным культом (эта программа потом действительно превратилась в культ) и утверждала, что такой подход не может помочь людям с наркотической зависимостью. Журнал опубликовал мое письмо. Я, конечно, понимала, что такой вид лечения мне не подходит, но не имела ни малейшего понятия, как мне найти адекватный метод избавления от наркотической зависимости. То, что я знала о 12-ступенчатых программах, меня не привлекало: в большинстве своем те, кто их посещал, продолжали употреблять наркотики. Прошло еще два года, прежде чем я рискнула и обратилась за помощью.