Чертов Король в этом его распрекрасном доме, с его жирной женой, отменными сыновьями и дочерью, этакой откормленной кобылицей, издающей радостное ржание при виде своего хозяина, то бишь мужа. Королю-то нет особой нужды в деньгах, он и так много имел и теперь заставлял своего старого боевого друга корчиться на крюке, пока сам не решит, стоит ли клевать на приманку. Ну и дьявол с ним, как-нибудь заставим его и обтяпаем это дельце. Неужто ему, Ларри Крэйну, позволить переломать себе пальцы только потому, видите ли, что наш Автокороль мучается сомнениями? Ну его к дьяволу, старый ублюдок никогда не открыл бы это дело, если бы не Ларри. Они покинули бы тот монастырь все теми же бедняками, и на старости лет Холл дрожащей рукой считал бы медяки и вырезал отовсюду купоны на скидки, а не строил бы сейчас из себя столпа делового сообщества Джорджии и не жил бы в этом дьявольски шикарном особняке в великолепном районе. «Думаешь, что они по-прежнему будут уважать тебя, если вскроется, как ты достал деньги на покупку того первого твоего салона? Фу ты, ну ты! Да ставлю на кон твою ослиную задницу, не будут. Они всю душу из тебя вынут, из тебя, твоей суки жены и всего вашего жалкого выводка!»

Ларри теперь явно накачал себя до предела. Ему потребовалось время, чтобы заставить свою старую кровь разбушеваться. Не позволит он этому Автокоролю окунуть себя в дерьмо опять, на сей раз не позволит и никогда больше не позволит.

Сигарета насквозь пропиталась ядовитой слюной Ларри Крэйна, когда он зашагал в дом Короля за спичками.

* * *

Офицер появился на пороге церкви, вместе с ним вышли люди в штатском. Один из них нес серебряную коробочку в руках, а остальные — какие-то мешки, очевидно, с награбленным золотом. Вслед за ними появился кто-то из тех монахов, которым Холл и Крэйн помогали сдвигать камень. Его со связанными руками вывели два эсэсовских солдата и поставили у стены рядом с аббатом и монахом, караулившим у дверей часовни. С его места было видно троих монахов, четвертый, похоже, был уже убит, а остальных явно ожидала та же участь. Аббат было взмолился о чем-то, но офицер уже повернулся к нему спиной и велел троим солдатам расстрелять пленников.

Холл подвинул ствол пулемета и увидел, что Крэйн наконец добрался до места. Он насчитал двенадцать немцев перед собой. На Крэйна останется всего какая-то горстка, если все пройдет без заминок. Холл глубоко вздохнул, положил руки на огромный пулемет и передернул затвор.

Тишину ночи разорвал оглушительный грохот, мощь оружия сотрясала Холла, пока он стрелял. От столетнего здания отскакивали кусочки камня, когда пули прорывались в монастырь, покрывая оспинками и щербинками фасад церкви и разрушая часть перемычки над дверью, хотя к моменту попадания в стены они уже пролетали сквозь немецких солдат, раздирая их в клочья, словно те были бумажными. Он мельком увидел вспышку от оружия Крэйна, но не мог ничего расслышать. В ушах звенело, в глазах мелькали черные человечки-марионетки в униформе, танцующие в ритм музыки, которую он сам создавал. Он заметил, как исчезла голова офицера, видел, как одного из штатских швырнуло об стену, но тело этого мертвого штатского все еще продолжало дергаться от каждого попадания пуль. Он прекратил обстреливать внутренний двор и лестницу лишь тогда, когда убедился, что все, кто попадал в поле его зрения, убиты. Весь мокрый от дождя и пота, он почувствовал невероятную слабость в ногах.

Когда Крэйн вышел из своего укрытия в кустарнике, Холл тоже вылез из бронетранспортера и оба стали рассматривать свою работу. Внутренний двор и ступени лестницы были залиты кровью, куски тел и костей, казалось, вырастали из трещин, подобно ночецветам. Один из монахов у стены был мертв, убит, возможно, рикошетом или выстрелом умирающего немца. Мешки с церковным добром лежали на земле, часть их содержимого рассыпалась вокруг. Тут же валялась серебряная коробка. На глазах у Холла уцелевший аббат потянулся к ней. Все его лицо было изранено осколками камней, отлетавших от стены, и по нему струйками стекала кровь. Другой монах, тот, что караулил во дворе, уже пытался засунуть золото обратно в мешки. Ни один из них не сказал ни слова американцам.

— Эй, — позвал Крэйн.

Холл посмотрел на напарника.

— Смотри, он собирает наше золото. — Крэйн дулом показал на мешки.

— Почему «наше» золото?

— Мы спасли им жизнь, верно? Мы заслуживаем некоторой награды. Не трогай, — сказал Крэйн, направив дуло на монаха, но монах и не думал прерывать своего занятия. — Arret! — крикнул Крэйн, затем добавил на всякий случай: — Arret! Francais, oui? Arret!

Но монах уже собрал рассыпавшееся добро в мешки и, взяв в каждую руку по мешку, выпрямился, собираясь куда-то пойти. Крэйн выстрелил перед ним на дорожке. Монах замер как вкопанный, подождал секунду или две, затем продолжил свой путь.

Следующие выстрелы попали ему в спину. Он споткнулся, выронил мешки на пол, но удержался, цепляясь за стену церкви. Монах попытался встать, но колени подкосились, и он рухнул в грязь прямо у самого входа.

— Какого дьявола ты стрелял? — заорал Холл. — Ты убил его! Ты убил монаха.

— Это наше, — сказал Крэйн. — Это наше будущее. Я не для того столько всего вынес в этой треклятой войне, чтобы возвращаться домой нищим, да и ты тоже, думаю, не хочешь вернуться на ферму.

Старый аббат безучастно смотрел на бездыханное тело у двери.

— Ты знаешь, что нужно делать, — произнес Крэйн.

— Мы можем уйти.

— Нет, не можем. А если он расскажет кому-нибудь о нас? Он нас запомнил. Нас расстреляют как грабителей, как убийц.

«Нет, это тебя расстреляют, — подумал Холл. — А я буду героем. Я убил эсэсовцев и спас сокровище. Я получу... Что? Благодарность? Медаль? Может, ни то, ни другое. Скажут, что героического я сделал? Да ничего! Направил орудие на группу нацистов. Они даже выстрелить не успели в ответ». Он посмотрел в глаза Ларри Крэйна и понял, что того, первого монаха с раной в груди, убили не немцы. Ларри уже тогда начал осуществлять свой план.

— Ты убьешь его...

— Или?..

Дуло оружия Крэйна замерло в воздухе между Холлом и монахом. Все было ясно без слов.

— Или мы действуем заодно, — сказал Крэйн, — или никаких «мы» больше не существует. Вообще.

Позже Холл доказывал себе, что он бы непременно погиб, не вступи он тогда в сговор с Крэйном, но глубоко внутри себя он знал, что это неправда. Даже тогда он мог дать отпор этому типу. Он мог попытаться заспорить, выждать момен и как-то изменить ситуацию, но он не стал этого делать. Все его прошлые столкновения с Ларри Крэйном подтвердили одно: с этим человеком спорить бессмысленно. Но ведь Холлу хотелось тогда чего-то большего, чем благодарность перед строем, большего, чем медаль. Ему хотелось хорошей жизни, хотелось, чтобы было с чего начать эту хорошую жизнь. Крэйн оказался прав: он не собирался возвращаться домой таким же убогим и нищим, каким уходил на войну. У него не было пути назад, теперь, когда Крэйн убил безоружного монаха, а то и двоих. Пришло время выбора, и в тот момент Холл понял, что, возможно, им с Ларри Крэйном было предначертано свыше найти друг друга и что не такие уж они и разные. Краем глаза он заметил, как оставшийся в живых монах сделал шаг к церковному крыльцу, и направил свой пистолет на него. Холл прекратил считать после пятого выстрела. Когда вспышки кончились и пятна исчезли перед его глазами, он увидел крест, отброшенный в сторону на несколько дюймов от протянутой к нему руки старика. Вокруг, словно рубины, алели капельки крови.