Ли оказался способным учеником и уже вскоре мог даже парковаться задом. А вот с работой дела у него обстояли неважно. Он ходил на несколько собеседований, но безуспешно. С жильем тоже не ладилось. Ли снял комнату у квартирной хозяйки Мэри Бледсоу за 7 долларов в неделю. Но той новый жилец сразу не понравился. Во-первых, он без разрешения хранил в ее холодильнике молоко, а также ел в комнате сардины, ореховое масло и бананы (она боялась, что он насажает везде пятен). Но главным безобразием было то, что жилец постоянно говорил с кем-то по телефону на иностранном языке. А этого патриотка Бледсоу вынести не могла. В субботу перед отъездом к Рут Ли попросил хозяйку сменить постельное белье, но та сообщила, что не хочет его больше видеть в своей комнате. Ли потребовал вернуть ему 2 доллара из 7 (ведь он не прожил полную неделю). Но хозяйка без всяких объяснений удержала за собой неиспользованную квартплату.

Освальд решил, что потерял жилье из-за преследований ФБР: он ведь использовал свое реальное имя. В следующий раз он уже воспользовался псевдонимом.

И в эти выходные семья Освальдов являла собой образец супружеской идиллии. Ли постоянно интересовался, ест ли Марина достаточно фруктов и пьет ли молоко, чтобы подготовить себя к родам. Ли даже возненавидел Майкла Пэйна, когда Марина рассказала мужу, что Майкл приходит к Рут как муж, ест, пьет, но не хочет жить с ней и детьми. Освальд считал, что настоящий мужчина несет ответственность за благополучие своей семьи. Он повторял Марине, что был в прошлом несправедлив к ней и что это больше никогда не повторится. Ли играл с сыном Рут Крисом, так как считал, что мальчику обязательно нужен отец. Марина даже стала ревновать мужа, выговаривая, что он стал уделять меньше внимания собственной дочери.

А Ли ждал собственного сына и надеялся, что Марина родит его 18 октября, в тот самый день, когда сам Ли Харви Освальд появился на свет двадцать четыре года тому назад.

Вскоре Ли устроился на работу. Одна из соседок Рут упомянула, что ее брат Уэсли Фрейзер работает на техасском складе школьных учебников и там, возможно, еще остались вакансии. Рут позвонила начальнику склада Рою Трули и тот предложил Ли прийти на собеседование. Освальд произвел благоприятное впечатление, почтительно называя Трули «сэр». Он соврал, сказав, что только что демобилизовался. У Трули это был далеко не первый случай, когда бывшие военнослужащие устраивались на склад, пока не подыскивали себе более достойного места. Вот и сейчас он готов был взять Освальда на временную работу из расчета 1,25 доллара в час. Прямо скажем, это было очень немного, но Трули и не рассчитывал, что симпатичный и вежливый молодой человек задержится на столь непрестижном месте надолго.

16 октября, на следующий день после удачного собеседования, Ли вышел на работу. Она оказалась несложной и чистой, да к тому же была связана с любимыми Ли книгами. Состояли обязанности нового сотрудника в следующем. Он должен был принимать на первом этаже поступавшие из различных школ заказы, затем поднимался на шестой этаж, отбирал нужные книги и привозил их на лифте обратно на первый этаж, где их отправляли по назначению. Хотя Освальд иногда ошибался, Трули считал его прилежным работником «немного выше среднего уровня». Освальд приходил на работу пораньше и успевал просматривать в комнате отдыха на втором этаже оставленные сослуживцами вчерашние газеты. Причем работники склада удивлялись, что молодой человек читает не спортивный раздел, как все остальные, а политические новости. Иногда за чтением он язвительно усмехался, как бы показывая, что знает больше, чем написано в газете. Но в целом отношения у него с коллегами были нормальные, и проблем руководству он не доставлял.

18 октября в пятницу Ли, как всегда, приехал навестить свою семью в доме Рут. Он был тронут до слез, когда его сердечно поздравили с днем рождения. Рут купила вина и испекла пирог. Правда, свечей на нем было меньше, чем 24, и Ли не смог с первого раза их потушить. Но в тот вечер этим плохим приметам не придавали значения. Ли сказал, что лучшим подарком для него было бы рождение ребенка. Этого Марина пока не обещала, но зато супруги в ту ночь занялись любовью. Это был их последний полноценный секс.

Перед этим они посмотрели по телевизору два художественных фильма, которые, казалось, тоже предупреждали о грядущем несчастье. Комиссия Уоррена потом уделила внимание только одному из них. Картина 1954 года называлась «Садценли», и ее главный герой, демобилизовавшийся солдат (роль исполнял Фрэнк Синатра), хотел убить президента США из винтовки. Он захватил домик неподалеку от железнодорожной станции, где должен был остановиться глава государства. Но поезд проследовал без остановок, и солдат погиб, так и не исполнив своего замысла.

Но на самом деле Освальда взволновал второй фильм — «Мы были там чужими». Джон Гарфилд играл американца, который тайно поехал на Кубу, чтобы помочь повстанцам убить тамошнего диктатора. Сюжет базировался на реальных событиях 1933 года, когда на острове был свергнут диктатор Мачадо. В фильме убить диктатора хотели с помощью подкопа, куда была помещена взрывчатка. Ли фильм не понравился. Он сказал, что так убивали президентов в далеком прошлом. Но и сейчас на Кубе происходит нечто подобное, только Кастро пытаются убрать другими способами. То есть Ли явно намекал, что знает, как и кто хочет убить Кастро в современности.

А ситуация вокруг Кубы действительно не становилась проще. 8 октября 1963 года Кеннеди ввел в действие подписанный 5 августа в Москве договор между СССР, Великобританией и США о запрете испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Кастро отреагировал на это событие так: он заявил, что, договариваясь с Москвой, США продолжают террористические вылазки против Кубы.

А Эттвуд в это время сообщал, что его переговоры с Лечугой показывают: Кастро тяготится зависимостью от Москвы и готов к нормализации отношений с Вашингтоном. Французский журналист Жан Даниэль как раз собирался в Гавану, чтобы взять интервью у Кастро, и Эттвуд уговорил Кеннеди принять его и высказать соображения об улучшении кубинско-американских отношений, которые Даниэль мог бы лично и конфиденциально передать кубинскому лидеру. Кеннеди согласился. Его рассуждения сводились к признанию вины США за поддержку диктаторского режима Батисты и он даже высказал симпатию идеалам кубинской революции. Но Кастро их якобы предал, став агентом советского влияния в Латинской Америке. Если же Кастро отойдет от Москвы, то США готовы нормализовать отношения с Кубой.

А Советский Союз выражал решимость не оставить Кубу в беде. Еще 10 сентября советский посол в США Анатолий Добрынин передал Кеннеди личное послание Хрущева. В нем советский лидер выражал недоумение тем, что на фоне улучшающихся советско-американских отношений с территории США неопознанные самолеты продолжают бомбить кубинские промышленные объекты, а неопознанные суда высаживают на остров диверсионные группы. Хрущев просил Кеннеди положить конец пиратским актам и предупреждал, что если Куба подвергнется полномасштабной агрессии, СССР выполнит союзнические обязательства перед Гаваной в полном объеме.

Отсюда и проброс Кеннеди через французского журналиста в сторону Кастро: если бы кубинский лидер отмежевался от СССР, то американцы получили бы полную свободу рук в отношении непокорного острова.