…Все просто. Реальность одна, неизменная, ее невозможно игнорировать и бессмысленно пытаться играть в ней, с ней по собственным правилам. Но раз уж тебя, не спросив, вытащили на поле и запустили часы, — лучше просто уходи от игры, оставаясь по возможности в «сухой» ничьей. Со счетом ноль-ноль…

Антон вскрыл пачку, но сообразил, что нет ни зажигалки, ни спичек. Народ мимо хилял все малоприятный, через одного поддатый, не вызывающий желания обращаться даже за огоньком. Уже совсем на подходе к Третьему кольцу он увидел справа за сетчатым забором под мутным фонарем какой-то мастерской тесно составленные надгробия — многие с надписями и портретами. От заурядности лиц и имен веяло не то чтобы острой, но всеобъемлющей безнадегой.

На широченном перекрестке с Кольцом он стал голосовать. Прямо перед ним в небе, просторном, исчерна-синем, мертвенно-ледяном, с еще различимыми тяжелыми облаками стояла Останкинская башня — скудным вертикальным пунктиром огней. Была в этой картине, несмотря на ее пустоту и призрачность, несомненность элементарной, голой истины, не допускающей трактовок и вариантов.

Чумазый желтый «Опель» лихо подрулил к нему, брызжа жидкой грязью. Антон открыл дверцу, нагнулся:

— На Мичуринский проспект за триста?..

— Мичуринский? — Водила был молодой, с бачками и серьгой в ухе.

— Примерно район «Мосфильма».

Парень нахмурился и постановил:

— Четыреста.

Дерешь, гад, подумал Антон, не собираясь, впрочем, торговаться… — но замешкался на секунду, пытаясь понять, что в облике гада его зацепило. Еще секунду спустя он осознал, что смотрит на плечо водилы. Тот был в черно-голубой куртке «экстремального» типажа с лейблом фирмы на плече: мамонтом в красном кружке. Так фирма, судя по надписи на груди, и называлась: Mammut.

«Держись подальше от мамонта в желтом калибре, — очень ясно выговорил у Антона в голове голос Марата. — Что бы это ни значило. Как можно дальше. Не забудь, о’кей?..»

— Calibra? — спросил он у парня, имея в виду его «Опель».

— Calibra, — несколько удивленно согласился парень. — Девяносто четвертого года… — ухмыльнулся. — Но бегает нормально, не ссы.

Но Антон уже подался назад. У него было странное, чуть лихорадочное ощущение — от которого, как от погружения в воду, теряешь немного веса. А заодно изрядную часть мыслей. Но одна мысль все же не потерялась: «Я ведь не верю в это! Я ведь только что окончательно понял, что этого не бывает…» — «То есть как не бывает?..» — «Да е-мое, ну чистое же совпадение!..» — «Ну так поезжай!..»

Он все стоял в грязи у бордюра, держась за желтую дверь.

«Боишься?.. Значит, допускаешь возможность?.. А допускал ты ее, когда слал Каринке номер Маса? Или ты экспериментируешь только на других?.. Но на чужом примере, как ты убедился, все равно ни черта не поймешь…»

— Ну? — не выдержал мамонт в калибре.

— Ладно, поехали.

Он пригнул голову, влез на сиденье и с размаху захлопнул дверцу.