Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девочки обычно вместе проводили каникулы, – объяснил Сэм. – Люси, Эми Оливар и Уна О’Хара. Уна в прошлом году уехала на две недели майских каникул к бабушке с дедушкой. Если бы Джеральдин и Люси не поехали с вами, Люси и Эми, вероятно, проводили бы вместе большую часть времени?
– Понятия не имею, – ответил Бретерик. – Джеральдин просто спросила, можно ли им поехать со мной, и я очень обрадовался. Гораздо приятней в компании близких.
– Люси якобы сказала подружке: «Моя мама не любит, когда я играю с Эми. Они с бабушкой думают, что Эми – дурная компания». А еще она говорила: «Эми не всегда плохая, но я рада, что мама не хочет, чтобы я с ней играла, потому что теперь мы поедем в Диснейленд».
– Вполне возможно, – пожал плечами Бретерик. – Люси хорошо разбиралась в психологии… для своего возраста, конечно.
– Джеральдин не работала, большую часть времени проводила дома. Стал бы кто-нибудь закапывать два тела в вашем саду, пока она выскочила в магазин или к подруге? Это заняло бы не один час, а потом еще и все вокруг приводить в порядок.
Бретерик подался вперед:
– Сколько пробыли тела в земле? Вы уже знаете?
– Точно пока не установлено, однако…
– Кто бы их ни убил, этот человек знал, что мы в отъезде, знал, что у него будет время… А та часть сада, где их нашли, с улицы не просматривается.
Марку Бретерику не пришло в голову, что среди тех, кто знал о поездке, была и Джеральдин. Собралась ли она поехать вместе с мужем, чтобы дать кому-то время спокойно совершить двойное убийство и закопать тела? Или только закопать тела – убийства могли быть совершены и раньше.
– Уильям Маркс! – Бретерик хлопнул рукой по столу. – Проверьте, не учатся ли его дети в той же школе!
– Уже проверили, – сказал Сэм. – Там нет детей по фамилии Маркс.
– У вас с головой все в порядке? А как насчет матерей-одиночек или разведенных, которые могли взять свою девичью фамилию? И тех, кто живет вместе, но официально не женат? Начните с класса Люси и не останавливайтесь, пока не проверите всех детей в школе. А потом проверьте учителей и их семьи.
У Корди О’Хара новый бойфренд, отец маленькой Иантэ. Как его зовут? Сэм поймал насмешливый взгляд Полы Годдард. Закончить допрос сейчас или дождаться, пока Марк Бретерик разрешит ему идти?
Долго ждать не пришлось.
– Возвращайтесь, когда найдете Маркса, – приказал Бретерик. – А вы… – он повернулся к Годдард, – проследите, чтобы они проверили как следует.
Пятница, 10 августа 2007
Слышу звон стакана о стакан. Ваше здоровье. Знакомый звук. Я не сплю. Пытаюсь открыть глаза, и голову прошивают вспышки боли. Приходится снова закрыть.
Он приставил пистолет к моей голове и велел проглотить таблетку. Когда это было? Вчера вечером? Два часа назад? Двенадцать? Сказал, что это витамины, таблетка мне якобы поможет. Вкус показался знакомым. Я не боялась глотать таблетку – не так, по крайней мере, как всего остального. Должно быть, таблетка меня и вырубила.
Ноги связаны. Не могу ими пошевелить. Открываю глаза – медленно, осторожно – и обнаруживаю, что лежу лицом вниз на массажном столе. Приподнявшись на локтях, осматриваю свое тело. Так вот что не дает мне пошевелить ногами – петля на конце стола. Он положил меня ногами к петле и просунул в нее мои ноги. Зачем? Зачем он вообще все это делает?
Зои и Джейк. Я должна с ними поговорить. Надо убедить его дать мне телефон еще раз. Я вижу их почти как наяву, таких крошечных и таких далеких, два маленьких огонька надежды в темноте: мои дорогие сын и дочь. Господи, пожалуйста, вытащи меня отсюда.
Звон… Мысли о детях вызывают воспоминания: именно с таким звяканьем молочник ставит бутылки на крыльцо. Зои и Джейк крепко подсели на молоко, и нам привозят по три пинты в день. Наш молочник приезжает между семью и семью тридцатью, гораздо позже прочих молочников. Услышав стеклянный перезвон, мы с Ником переглядываемся и спрашиваем: «Чья очередь?» Я приношу все три бутылки за раз и ставлю их в холодильник. Ник забирает по одной. Зимой он еще и повторяет, что «снаружи так же холодно, как в холодильнике, так что бутылки могут постоять снаружи. Никто их не сопрет. Это все-таки Спиллинг, а не… Хэкни».
– Почему именно Хэкни? – поинтересовалась я.
– А ты не в курсе? Это столица молочного воровства Соединенного Королевства.
Заставляю себя сесть, стараясь унять панику, бушующую внутри. Я люблю Ника. Люблю нашу квартиру с ее нелепыми лестницами. Я люблю свою жизнь, даже все плохое, что со мной случалось, – кроме того, что происходит сейчас.
На плечах и спине три очага боли. Я упала на забор, на что-то колючее? Вряд ли. Не могу быстро двигаться, не могу быстро думать, хотя понимаю, что и то и другое надо делать очень быстро, если я надеюсь отсюда выбраться. Грудь под рубашкой отчаянно чешется.
Подтягиваю к себе полотенце, лежащее на столе, подношу к лицу, вдыхаю. Опять этот фруктовый запах, но более сильный. О господи – теперь я его узнаю: апельсиновый цвет. Мой массажист в Сэддон-Холл пользовался таким же маслом. Я тогда говорила Марку… человеку, который меня здесь запер, как мне понравился запах.
Он запомнил и купил его, как и массажный стол…
Соскакиваю со стола, стягиваю рубашку, оторвав пуговицу, и нюхаю изнанку: апельсиновый цвет. Нет, нет, нет. Дотягиваюсь до плеча и трогаю спину. Она масляная: пальцы скользят. Он делал мне массаж. Вот откуда боль. Пока я была без сознания, он делал мне массаж, и… грудь чешется. Опускаю взгляд. Лифчик наизнанку. Декоративные розочки трутся о кожу.
Я сдерживаю крик. Не хочу его разбудить. Снаружи все еще темно, молочник приходил только что. Сейчас, должно быть, между четырьмя и пятью утра. Этот человек, вероятнее всего, еще спит. И если проспит до, скажем, семи, у меня есть два часа.
Для чего?
Снимаю лифчик и провожу пальцами по груди. Нет, масла нет. Снимаю брюки и провожу рукой по ногам, спереди и сзади, по порезам и синякам на коленях. Никаких признаков масла, но… трусы тоже наизнанку. Прикусываю кулак, чтобы не вырвалось ни единого звука. Слезы текут по пальцам. Что он со мной сделал?
Наконец удается взять себя в руки. Одеваюсь и принимаюсь расхаживать по комнате, чтобы в голове немного прочистилось. Ник вечно обвиняет меня в том, что я загоняю себя, если не могу решить проблему наскоком. Что бы он сделал?
Он бы приносил бутылки по одной.
Бросаюсь к окну, раздвигаю желтые шелковые занавески. За окном предрассветный сумрак. Не видно никаких бутылок, только горшки с растительностью, живая изгородь… Как молочник зашел во двор? Если только… вдруг с улицы можно зайти в другую часть сада, за углом, и молочник просто обошел дом? На бетоне у стены пятна – какая-то мутная жидкость. Пролитое молоко? Во дворе сухо. Темные пятна, дорожка из капель, исчезающая прямо под окном.