концентрированные обыкновенные работы, если не совершенно неудачна, то, несомненно, ведет к заблуждению и не приносит никакой пользы. Именно если высшая деятельность требует, чтобы для личности, которая должна выполнять эту квалифицированную работу, низшие функции выполнялись другими, то такая форма отношений относится к учреждениям жизни, созданным поколениями. Как с самого начала привело к этому разделение функций и обмен услуг, это часто оказывается очень сложным вопросом, к которому не всегда можно даже подойти вплотную с простыми схемами. Где более обыкновенные работы всегда должны были содействовать тому, чтобы кто-нибудь мог получить образование для выполнения особо квалифицированных функций, там соответствующая личность каким-нибудь, справедливым или несправедливым, путем непременно должна была достигнуть возможности лично располагать чужими вспомогательными услугами. Поэтому были налицо отношения ценностей, на основании которых стало возможным то, а не иное квалифицирование рабочих услуг. Поэтому ненадлежащее концентрирование работы не есть понятие, которое что-нибудь достаточно объясняет; оно само нуждается в объяснении.

К тому же вообще неправильно всякие ценности измерять работой и, в свою очередь, всякую работу стремиться измерить обыкновенной неквалифицированной работой. Стоит только вспомнить по этому поводу, что существуют уже объективные основания ценности, которые, как, например, редкость предмета, определяют ценность без отношения к какой бы то ни было работе. К редкости естественных условий присоединяется еще редкость личных качеств. Поэтому отношений ценностей и функций нельзя определить, принимая в расчет только работу. Есть довольно случаев, когда дело решает простая возможность располагать выгодными шансами. Страсть сводить все к работе, а в последнем основании даже к обыкновенной работе, объясняется партийным положением сторонников такого взгляда; кроме того, ей благоприятствовала непредусмотрительность легковерных старых теорий вроде локковой и смитовой. Под конец эта страсть у демагогических кропателей-теоретиков а-ля Маркс привела к тому, что экономика, претендующая на звание рабочей, превратилась в такое полное извращение, даже в такое оклеветание фактов, что его и приблизительно нельзя сравнить с односторонностями и ошибками, неверно так называемой, буржуазной экономии. Старое сравнительно солидное учение о народном хозяйстве обладало доброй верой; и только некоторые неправильные его практические применения были буржуазно-партийными подтасовками истинной сущности дела. Демагогическая же еврейская социалистика льстиво и лицемерно приписывает рабочему и работе такое значение, как будто бы они были все и вся.

10. Как только мы подходим с понятием ценности к различным родам доходов, т. е. к земельной ренте, прибыли с капитала, налогу и заработной плате, то всюду обнаруживается, что всякая работа, как обыкновенная, так и квалифицированная, является лишь одним из факторов определения эквивалентов и цен. Земельная рента есть следствие власти распоряжаться землей. То, что в ней представляет затруднение, – это её высота, ставшая непомерной для определенных местностей, но не вообще сама рента как категория дохода. Скопление населения в центрах само по себе является чем-то чудовищным; оно является даже отчасти следствием насилия и несправедливости и служит причиной взвинченности цен на места для построек, ренты на дома, сдаваемые под квартиры, даже косвенной причиной возвышения земельной ренты и вздорожания важнейших питательных продуктов.

Если бы не существовало больших и исполинских городов, то конкуренция за обладание почвой, конкуренция на жилища, даже на продукты почвы выразилась бы гораздо более выгодно. Земельная рента в обоих её видах не уничтожилась бы; но при умеренной высоте и в соединении с другими родами доходов она уже не заключала бы в себе ничего странного, вызывающего.

Поэтому недальновидно нападать, как на непомерный барыш, на земельную ренту, высота которой есть только следствие отдаленных исторических причин, вместо того чтобы возложить ответственность за уродливость её на самые эти причины. Поэтому лучшее распределение населения должно стать одним из средств улучшения и привести, наконец, к тому, чтобы сгладилась острота конкуренции, на которую, в последнем основании, опирается стремление крупной земельной собственности к монопольности. Уже шотландец Смит понимал, что искусственно поддерживаемый рост городов за счет деревни должен привести к дисгармонии хозяйственных отношений. Ценность же земли и почвы, конечно, лишь позднее была подвергнута до известной степени точному исследованию со стороны Кэри.

С нашей точки зрения земельные и другие подобные им первоначальные ценности нужно понимать только в связи с правильной теорией денег и процентов. Без формального капитализирования текущих доходов, т. е., например, земельной и имущественной ренты, нельзя перекинуть мост между периодическими доходами и общими продажными ценами. Процент, т. е. плата за временное пользование денежными суммами, сам по себе, конечно, не имеет ничего общего с доходами с земли и почвы, но он, однако, определяет совокупную, общую, т. е. капитальную, ценность источника, из которого вновь и вновь черпаются эти доходы.

Если бы процент на деньги не служил общей точкой опоры и мерой при обмене всякого рода первоначальных доходных статей, то для последних не могло бы образоваться никаких общих рациональных цен, годных на все времена. То, что существует непосредственно, всегда есть только доходы, имеющие место для известных промежутков времени. Денежная же сумма самое общее выражение и наиболее ясный пример основной ценности, которая приносит доход и которая остается существовать, пока воспроизводит сама себя. Таким образом, процент служит регулятором всяких цен при капитализировании продолжительное время существующих естественных и культурных угодий. Обыкновенно надо жаловаться не на высоту процента, а скорее на его ненадлежащую, несправедливую низкость. Он – результат самых различных исторических и современных отношений и потому включает в себя и справедливость, и несправедливость. Так как по отношению к деньгам мировая конкуренция не может быть ограничена и нарушена в той же мере, как по отношению к людям и вещам, то и процентные нормы вообще получились более соразмерными, чем другие специально-деловые установления цен, если не считать, конечно, чисто личных злоупотреблений и ростовщичества. Преобладающая, только при особых обстоятельствах прерываемая противоположными случайными факторами тенденция процентной нормы к понижению не может, конечно, продолжаться вечно и должна иметь границу; но она все-таки показывает, что даже насильственные традиции, существовавшие до сих пор, не могут помешать известной мере хозяйственного уравнения. И под конец цены за пользование деньгами должны прийти к известного рода приблизительному равновесию, коль скоро не будет более в состоянии удержаться одностороннее давление на заимодавца, присущее нынешнему финансовому праву или, лучше сказать, нынешнему финансовому бесправию.

11. Часто трудно объяснимые, вследствие своей высоты, виды прибыли на капитал в более специальном смысле слова, иначе сказать, формы большей частью с риском связанной прибыли от употребления в дело самых разнообразных хозяйственных средств произошли при взаимодействии многих исторических и современных обстоятельств, в которых рядом с правом воплощено много всякого бесправия. Поэтому, вместо того чтобы ополчаться против категории прибыли на капитал как таковой, мы достигнем критической точки зрения, если только обнаружим ясно