в год. Экономики стран ЕС показали еще более негативную динамику, а их общий ВВП оставался ниже докризисного уровня до 2016 года.

Продолжала развиваться одна-единственная крупная экономика. Пускай и здесь темпы роста упали вследствие экономического кризиса 2008 года, Китай по-прежнему растет в среднем на 7 процентов в год и даже больше. В результате 40 процентов всего мирового экономического роста с 2007 года обеспечивает одна страна. При сопоставлении двух конкурентов важнее всего не абсолютные, а относительные показатели развития: насколько быстрее вы растете в сравнении со мной. По этому «разрыву роста» эффективность Китая выглядит еще более поразительной. С начала финансового кризиса разрыв между Китаем и США существенно расширился – с 6 в среднем процентов опережения в десятилетие до 2007 года до более 7 процентов в последующие годы.

Кардинальная проблема государственного управления, это уже отмечалось, состоит в том, чтобы вовремя признать те «изменения международной среды, которые способны сказаться на национальной безопасности и которым необходимо противостоять, невзирая на формы этой угрозы и на то, насколько это будет законно юридически»[700]. Наличие в мире Китая, более сильного и могущественного, чем США, может считаться таким изменением? Необходимо ли сохранение военного господства для обеспечения жизненно важных национальных интересов Америки? Продолжат ли США процветать в мире, в котором правила станет писать Китай? В мире, где уже Китай будет формировать международный порядок? Признавая новые структурные реалии, мы должны быть готовы не только к вопросам, но и к ответам на эти вопросы, сколь бы неудобными они ни выглядели.

Обратимся к истории

Прикладная история представляет собой новую научную дисциплину, которая стремится найти подсказки для преодоления текущих трудностей посредством анализа исторических прецедентов и аналогов. Обычные историки исследуют какое-либо событие или эпоху и пытаются объяснить, что именно произошло и почему. Прикладные историки отталкиваются от текущей ситуации или затруднительного положения и анализируют его историческую «родословную», формируя перспективу, стимулируя воображение, выявляя возможные варианты развития событий, предлагая способы вмешательства и определяя потенциальные последствия. В этом отношении прикладную историю может считать производной: она зависит от обычной истории во многом в той же мере, в какой инженерия зависит от физики, а медицина от биохимии. В нашем «Манифесте прикладной истории» мы с моим коллегой Ниалом Фергюсоном предложили Белому дому учредить группу советников по истории, этакий аналог группы экономических советников[701]. Первым заданием такой группы стал бы поиск ответов на три ключевых вопроса относительно возвышения Китая.

Первый вопрос – с чем можно сравнить американо-китайское соперничество? В столице «Соединенных Штатов Амнезии» все на свете объявляется «беспрецедентным». Но прикладные историки неизменно спрашивают себя, а не случалось ли когда-либо что-то подобное? Если случалось, то что именно происходило в более ранних эпизодах? Какие полезные идеи или подсказки мы можем извлечь из этих случаев? Конечно же, историки станут предостерегать активных политических деятелей от желания строить простые аналогии. Соблазн отыскать в прошлом убедительный прецедент (например, возвышение Германии), сделать вывод, что возвышение Китая «такое же», и применить на практике очевидный рецепт – в совокупности все это ведет прямиком в ловушку. Мой покойный коллега Эрнест Мэй не уставал повторять, что различия важны ничуть не меньше сходств[702].

Безусловно, двадцать первое столетие порождает уникальные проблемы (в этой книге утверждается, кстати, что масштабы и темпы возвышения Китая во многом беспрецедентны), но всегда можно найти значимые аналогии – не в последнюю очередь в базе данных гарвардского проекта «Ловушка Фукидида». Как говорил самый влиятельный современный практик прикладной истории Генри Киссинджер, «история, разумеется, не является кулинарной книгой, предлагающей проверенные рецепты». Она «освещает последствия действий в сопоставимых ситуациях», но «каждое поколение должно самостоятельно решать, какие именно ситуации фактически сопоставимы»[703].

Второй вопрос, на который должна ответить гипотетическая новая группа Белого дома, гласит: как мы очутились в том положении, когда перед нами встал «вызов Китая»? Мы видим сегодня, если угодно, скриншот или стоп-кадр. Но что насчет самого фильма, из которого выхвачен этот кадр? Определение широкой перспективы нынешнего соперничества поможет оценить сложность проблемы. Заодно мы убедимся в том, что, даже когда проблема кажется «решенной», ключевые спорные моменты могут оставаться источниками напряженности еще многие годы. Изучение последовательности событий, предварявших текущий этап, поможет политикам избавиться от присущей американцам склонности сосредотачиваться на «здесь и сейчас», упускать из вида прошлое и смотреть исключительно вперед, требуя немедленного ответа на вопрос, что делать.

Третий вопрос таков: как заинтересованные стороны за пределами нашей страны воспринимают данную эволюцию событий? Как отмечает выдающийся историк Майкл Говард, «все, во что мы верим в настоящем, определяется тем, во что мы верили в прошлом»[704]. Творцы политики должны не только осознать историю вопроса, прежде чем приступать к действиям; также им следует попытаться понять, как воспринимают эту историю их иностранные коллеги.

Признать, что китайская стратегия Америки после холодной войны изобилует противоречиями

Хотя «поворот к Азии» считается одной из наиболее крупных внешнеполитических инициатив администрации Обамы, на самом деле это, по сути, риторическая «переупаковка» той стратегии, которой Америка следовала в отношении Китая, как при республиканцах, так и при демократах с момента окончания холодной войны[705]. Данную стратегию часто сводят к принципу «вмешиваться, но страховаться»[706]. Ее фундаментальный недостаток заключается в том, что она разрешает все и не запрещает ничего.

С бюрократической точки зрения эта доктрина позволяет правительству и его ведомствам следовать собственным естественным наклонностям. С одной стороны, Государственный департамент и министерство финансов «вмешиваются», радостно вовлекают Китай в бесчисленные международные соглашения и работу наднациональных институтов во всех сферах – торговля, финансы, распространение технологий, образование и изменения климата. Порой они упрекают КНР в «недостойных» практиках. Но основополагающим приоритетом для них остается налаживание и укрепление отношений. Поэтому официальные лица США обычно закрывают глаза на постоянные китайские махинации и «снисходят» к требованиям Пекина предоставить ему льготные условия, положенные развивающейся стране. С другой стороны, министерство обороны и разведывательные службы «страхуются». Они стремятся обеспечивать военное превосходство Америки, укрепляют оборонительные узы с ключевыми союзниками и друзьями – в особенности с Японией, Южной Кореей и Индией, – проводят разведывательные операции и готовят планы на случай конфликта с противником, чье имя, как имя Воландеморта[707], не разрешается произносить вслух, но против кого размещаются конкретные системы вооружений и составляются оперативные военные планы.

В целом эта стратегия предусматривает, что Китай поведет себя так, как действовали когда-то Германия и Япония. Считается, что, подобно этим странам, Китай займет отведенное ему место в американском мировом порядке, опирающемся на американские