Персидская стена рушилась перед ними. Хотя некоторые вздыбили копья, те уступали греческим в длине. Передние пали, не успев унести ни одной жизни; каждый удар дори пробивал плетеные щиты и стеганые доспехи. Удар – отвод – снова удар…

Не найдя у противника слабых мест, персы запаниковали. Строй фаланги представлялся им бронированной шкурой, поблескивающей на солнце. Храбрецы умирали, как дети, тогда как на греческой стороне задние шеренги подались вперед, рыча, словно кипящее море. Остановить это давление, как только оно началось, было уже невозможно. И первым рядам приходилось идти и идти, чтобы не стать колосьями под серпом.

Ксантипп рванул вперед, туда, где персы, расколов передние шеренги греков, сражались мастерски и с удивительной стойкостью. Но их он не боялся, а «бессмертных» здесь не было. Не более сотни в этой части строя, персы имели для защиты пластинчатые юбки и нагрудники, короткие колющие мечи и надежные щиты.

Внезапно Ксантипп столкнулся с парой молодых крепких воинов. Одному он нанес удар копьем в бедро и дернул дори к себе, но наконечник застрял в плоти. Перс, застонав, стал рубить древко мечом. Ксантипп выругался. Листовидный наконечник специально изготавливали такой формы, чтобы его можно было легко высвободить, но иногда он все равно застревал. Многие, слишком многие погибали из-за того, что не успевали выдернуть копье.

Обнажая меч, Ксантипп поднял повыше щит, чтобы защитить стоявшего слева гоплита. Он также заметил, что справа от него Арифрон остался без копья и, доставая меч, отражает удар щитом. Пот стекал по лбу, заливал глаза, и Ксантипп почти ничего не видел и не слышал, едва успевая отбивать удары молодого перса. Меч в руке врага казался живым, и Ксантиппа спасал только опыт. Тем не менее перс все-таки достал его. Рану Ксантипп ощущал как цепкий холод, и оставалось уповать лишь на то, что она не лишит его сил и места рядом с сыном.

Гоплит слева упал с перерезанной под шлемом шеей, но образовавшуюся брешь тут же заполнили двое, атакуя персов со свежими силами. Одного перса убили сразу, другого ранили, и его зарубил Арифрон. Дышать становилось все тяжелее, в глазах меркло, и сердце колотилось так, что в груди расползалась боль. Ксантипп твердил себе, что не может умереть. Не может! Однако двое молодых персов никак не уставали и атаковали его с таким остервенением, будто вознамерились повалить старое сухое дерево. Он чувствовал, как уходят силы, но не мог даже перевести дыхание.

Увидев, как опустился щит в руке отца, Арифрон попытался пробиться к нему, но и персы, видя, что сопротивление слабеет, усилили натиск. Они знали этот гребень на шлеме грека и щит со львом, уже помеченный золотистыми царапинами. Они почти срубили старый дуб и были полны решимости довести дело до конца и увидеть, как он рухнет.

Одна нога подкосилась, и Ксантипп опустился на колено. Была ли виной слабости рана, или подвело сердце, он не знал. Молодой перс продолжал бессмысленно колотить по щиту, вместо того чтобы просто отбросить его в сторону. Слева и справа замелькали копья, и фаланга, увлекаемая звериным ревом, подалась вперед. Сквозь шум до Ксантиппа долетел испуганный крик Перикла.

Крик этот, словно обмотанной вокруг сердца нитью, потянул его вверх, и Ксантипп кое-как поднялся. Передышка в несколько мгновений помогла, силы вернулись. Перикл снова закричал, и Ксантипп, укрывшись за щитом в стойке гоплита, рискнул бросить взгляд в его сторону. Молодой перс видел перед собой только шлем, щит, бронзовые поножи, и ничего больше. Но каждый удар отзывался звоном в голове и высекал частичку силы.

Перикл не звал отца. Туман замешательства рассеялся, и Ксантипп увидел, как Арифрон схватился за бок. В его защите нашлось слабое место, и враг нанес удар. Сын пошатнулся, и Ксантипп на мгновение похолодел, заметив стекающую из-под ладони Арифрона кровь. Персы, нащупав слабину в этом месте греческого строя, не преминули усилить натиск именно здесь.

Ксантипп понимал, что должен либо отбиться, либо умереть. Тридцать лет он носил меч, копье и щит, и теперь все его чутье воина – результат многолетнего опыта – обострилось до предела. Горе исказило лицо, и он бился совершенно бездумно. Руки, тяжелые, словно сделанные из железа, работали сами по себе: поднимались и опускались, кололи и рубили. Атаковавший его перс упал, когда Ксантипп ударил ему в пах и перерезал артерию. Из раны, унося с собой молодую жизнь, хлынула кровь, в которой поскользнулся второй. Воспользовавшись моментом, Ксантипп нанес сверху смертельный удар, пригвоздивший врага к земле.

На всем протяжении фронта держалась только эта небольшая группа. На правом фланге спартанцы прорвали шеренги персов. Царь Леотихид и его отряд прошли через них, не встретив особого сопротивления, и теперь красные плащи виднелись далеко впереди. На всех остальных участках персы не стали испытывать судьбу и просто-напросто обратились в бегство, спасая собственные жизни. Страх распространился, как чума, и воля к борьбе истаяла.

Преследовать их Ксантипп не мог. Похлопав себя по бедру, он с некоторым удивлением увидел на руке кровь. Полученная рана кровоточила, но никакой боли он не чувствовал. Почему-то это обеспокоило его даже сильнее, чем сама рана. Между тем фаланга продолжала движение, и те, кто шел в задних шеренгах, спешили обагрить оружие кровью, пока их не остановили. Вид отступающих персов пьянил, как крепкий напиток, и греки только смеялись, прибавляя шагу. Некоторые оборачивались и с каким-то благоговением смотрели на павших и раненых. Но добыча убегала, и они продолжали погоню. В считаные мгновения шеренги протопали мимо, и Ксантипп остался наедине с сыновьями.

Бледный как полотно Арифрон опустился на колено. Со стороны могло показаться, что он кланяется отцу. Ксантипп присел рядом с ним и резким рывком оторвал от хитона полоску ткани. По правилам сначала нужно обработать свои раны и только потом заниматься другими. Но конечно же, он не мог смотреть, как истекает кровью сын, и ничего не делать. Конец лоскута не поддавался, и Ксантипп, выругавшись, полоснул мечом.

С другого края поля к ним присоединился Эпикл. Кимон ушел с фалангой, и Ксантипп обрадовался, увидев друга. Сражение еще продолжалось, и персы обратились в бегство по всему фронту. Окружившие их несколько сот греков хотели только одного: поскорее перерезать врагам глотку. Персам не оставили выбора, и некоторые предпочли быстрый конец.

Ловким движением Эпикл взял полоску ткани и, хотя Ксантипп пытался протестовать, перевязал ему ногу. Кровотечение замедлилось.

– Рану нужно будет как следует промыть вином с медом, а