Но настал момент, когда я открыл глаза и понял, что здоров.

Тут же передо мной возникли ужасные картины убийства младенцев в Вифлееме, но я уже мог видеть их без слез. Я сел в постели и огляделся. Старый раввин действительно сидел в этой же комнате за столом. Заметив, что я не сплю, он тут же подошел ко мне. В комнате был еще один человек, и он тоже приблизился к моей постели.

Незнакомый мне мужчина, более молодой, чем раввин, приложил ладонь к моему лбу и посмотрел мне в глаза.

— Что ж, он пришел в себя, — заметил он. — Ну, безымянный мальчик, теперь ты снова с нами. Скажи что-нибудь.

— Благодарю вас, — проговорил я. Горло болело, однако я предположил, что это всего лишь от долгого молчания. — Спасибо, что позаботились обо мне. Я нечаянно заболел.

— Вставай, я дам тебе чистую одежду, — сказал более молодой мужчина. — Я помогу тебе.

Поднявшись, я увидел, что на мне новая туника, и доброта этих людей тронула мое сердце.

Когда я искупался в ванне и переоделся, старый раввин отпустил второго мужчину и попросил меня сесть.

Напротив него стоял табурет. Не думаю, что раньше мне доводилось сидеть на табурете. Я сделал, как мне сказали.

— Ты всего лишь маленький мальчик, — начал раввин, — и я забыл об этом. Маленький мальчик с большим сердцем.

— Я хотел получить ответы на свои вопросы, ребе. Мне это было очень нужно. Я бы не перестал спрашивать.

— Но почему? — удивился раввин. — Младенец, рожденный в Вифлееме, мертв уже восемь лет, ты же сам сказал! Только не надо снова плакать.

— Хорошо, я не буду.

— И его мать-дева, кто может поверить такому.

— Я верю в это, ребе, — возразил я. — И младенец не погиб. Его спасли.

Долгие секунды он не сводил с меня глаз.

И тогда с внезапной остротой я почувствовал, что теперь отделен от всех, кто окружает меня. Мне стало так грустно от этого, так горько.

Я догадывался, что старик не воспримет мои слова серьезно, догадывался, что он скажет: даже если младенец спасся из Вифлеема, это всего лишь история, и избиение младенцев было лишь еще одним ужасным деянием Ирода.

Но он не успел сказать это. Я услышал знакомые голоса. Они звучали совсем близко.

Пришли мама с Иосифом.

Мама окликнула меня по имени из другой комнаты. Я тут же встал и пошел ей навстречу, а она быстро сказала сопровождавшему их писцу, что да, это их сын, и заключила меня в объятия.

Иосиф целовал руки старого раввина.

Многое было сказано в те первые минуты после встречи, но я почти ничего не услышал, запомнил только, что меня искали три дня.

Раввин похвалил мои ответы на вопросы, что он задавал мальчикам в храме. Насколько я уловил, он ничего не рассказывал о нашей беседе про Вифлеем и о моей болезни.

Я подошел к нему и поцеловал его руки, благодаря его за все то время, что он потратил на меня, и он сказал в ответ:

— Хорошо, хорошо, а теперь ступай, отец и мать ждут тебя.

Иосиф хотел заплатить за три дня, которые я провел в доме раввина, но старик отказался.

Когда мы вышли в ослепительно яркий внешний двор, мама взяла меня за плечи.

— Почему ты так поступил? — спросила она. — Мы страшно волновались!

— Мама, теперь я должен узнать все как есть, — ответил я. — Я должен знать все то, что Иосиф запрещает мне спрашивать у него или у тебя. Я должен понять, что мне делать!

Для нее это был жестокий удар. Я едва мог смотреть ей в лицо.

— Мне очень жаль, — сказал я, — прости меня. Но это правда.

Она посмотрела на Иосифа, и он кивнул ей.

Мы вместе вышли из храма и оказались в старом городе, его узкие улочки вывели нас к синагоге галилеян. Там, в маленькой и чистой комнате, они жили, пока искали меня.

В комнате было окно, так что помещение хорошо освещалось.

Мама села у стены, скрестила ноги. А Иосиф тихо вышел.

Я ждал, что он вот-вот вернется, но его все не было.

— Садись и выслушай меня, — сказала мне мама. Я сел напротив нее. Свет падал ей на лицо.

— Я никогда об этом не рассказывала, — начала она. — И расскажу только один раз.

Я кивнул.

— Не перебивай меня, пока я не закончу.

Я снова кивнул.

Она отвела взгляд и начала:

— Мне было тринадцать лет. Меня обручили с Иосифом, моим родственником, как было у нас принято. Да, мы дальняя родня, но все же принадлежим к одному роду. Старая Сарра сказала моим родителям, что одобряет эту помолвку, я же еще даже не вернулась к тому времени из Иерусалима, где ткала храмовые завесы. Я едва знала его. Потом мы увиделись. Он был хорошим человеком.

Меня воспитывали в строгости. Я никогда не выходила из дома. За водой ходили слуги. Клеопа научил меня читать и всему остальному, что я знаю. Я должна была выйти замуж в Назарете, так как мои родители переехали из Сепфориса в дом Старой Сарры. У нее был большой дом, мы теперь в нем живем.

И вот однажды утром я проснулась очень рано и не могла понять почему. Еще даже не рассвело. Я поднялась. Моя первая мысль была о матери: может, она звала меня. Я пошла к ней в комнату. Она спала, и с ней все было в порядке.

Тогда я вернулась к себе. И вдруг комната наполнилась светом. Это произошло мгновенно. В полной тишине. Свет был везде. Все, что было в комнате, там и осталось, только засияло ярким светом. Это был свет, который не жег глаза, но при этом был невероятно ярок. Представь, что ты смотришь на солнце и тебе не надо щуриться — вот какой это был свет.

Я не боялась. Я просто стояла, и вот посреди этого ярчайшего света возникла неподвижная фигура — похожая на мужскую, только гораздо выше. Я понимала, что это не мужчина.

Внезапно раздался голос. Он сказал мне, что я — избранная среди женщин, что со мною Господь. Он сказал, что из моего чрева родится сын по имени Иисус и что он будет велик и назовется Сыном Всевышнего. Он сказал, что Господь даст ему престол Давида, отца Его, и он воцарится в доме Иакова вовеки, и Царству его не будет конца. Я заговорила с ним. Я спросила, как это может быть, ведь я никогда не была с мужчиной. Тогда голос сказал, что Святой Дух снизойдет на меня. Он сказал еще, что Святой ребенок, рожденный от меня, будет Сыном Божьим.

Впервые за все это время мама посмотрела на меня.

— Этот голос, это существо, этот ангел хотел от меня ответа, и я сказала: «Я раба Господня. Да будет мне по Слову твоему».

И почти сразу же я почувствовала жизнь внутри себя. Нет, конечно, не вес младенца, это приходит позже, и движения тоже. Но я ощутила перемену, я знала, что это произошло. Я знала! А свет полностью исчез.