Неформальным лидером «четверки» — а чаще ее называли «бандой четырех» — являлся руководитель Службы государственной безопасности Сарвари. В нее также входили министр связи Гулябзой и министр по делам границ Шерджан…

На их совести — фатальная ссора Тараки и Амина, неоднократные попытки покушений на Амина, попытки поднять мятежи в ряде армейских гарнизонов. Все это не обходилось без влияния наших спецслужб…

Я и сейчас, спустя 20 лет, не могу понять, почему представители наших спецслужб в Кабуле так опекали этих раскольников, получали от них неправдивую информацию о положении дел в армии, снабжали этой информацией советских руководителей. В конце концов эта четверка, когда она окончательно обанкротилась, была даже тайно перемещена в Советский Союз» [14.7].

Все лето продолжались подобные действия, а пока товарищи из КГБ и их афганские агенты пытались усилить дестабилизацию в стране и кормили дезинформацией Политбюро, американцы готовились к вводу советских войск — 3 июля 1979 г. президент США Дж. Картер подписал указ о финансировании антикоммунистических (т.е. исламистских) сил в Афганистане. Деньги предназначались для подготовки и вооружения афганских исламистов на базах в Пакистане. Чтобы, когда КГБ наконец-то уговорит партийное руководство ввести в Афганистан войска, их там уже ждали.

А в сентябре операция КГБ по втягиванию Советского Союза в афганский капкан выходит на финишную прямую.

Опять процитируем генерала В. Заплатина: «12 сентября встреча Тараки в кабульском аэропорту была пышной, но тревожной. Все говорило о том, что скоро наступит развязка. В это время в афганской армии работала группа генералов и офицеров Минобороны СССР под руководством главнокомандующего Сухопутными войсками генерала армии Павловского. Послу СССР в Афганистане Пузанову совместно с Павловским, генералом КГБ Ивановым и советником Гореловым было поручено провести беседу с Тараки и Амином и примирить их.

14 сентября советские посланники прибыли в рабочий кабинет Тараки. Пузанов сообщил о цели визита и просил пригласить на беседу Амина. Амин приехал во дворец, и здесь на него было совершено покушение. Погиб главный адъютант Тараки, Тарун, тяжело ранен адъютант Амина. Беседа не состоялась, гром грянул. Когда советские представители покинули дворец и убыли в посольство, весь вечер и ночь между Тараки и Амином шла отчаянная борьба за влияние на войска кабульского гарнизона…

Уже на следующий день Тараки был изолирован от руководства страной, а 16 сентября в здании Минобороны последовательно состоялись вначале заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки был освобожден от должности председателя Ревсовета и генерального секретаря ЦК НДПА. Единогласно на эти должности был избран X. Амин» [14.7].

Понятно, что не Тараки устроил покушение на Амина — надо быть идиотом, чтобы пытаться его убить в присутствии советских представителей. Кто же тогда организовал покушение? «На их совести — фатальная ссора Тараки и Амина, неоднократные попытки покушений на Амина». Провокация, осуществленная КГБ руками своих агентов из «четверки», которых затем вывезли в Советский Союз, вполне удалась. Тараки, которого Амин считал виновным в покушении на себя, после отстранения от власти был убит, и нашему Политбюро было представлено весомое доказательство, что в Афганистане творится не пойми что, вон даже руководители государства друг друга убивают и перевороты устраивают.

Оценка положения в стране у военных и у КГБ отличалась до такой степени, что едва не доходило до драки. Генерал Заплатан пишет: «К сожалению, разная оценка положения дел в Афганистане и армии между военными советниками и руководителями наших спецслужб сохранилась, и такой она шла к руководству нашей страны… дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки» [14.7].

14 октября 1979 г. в Герате начался мятеж в 7-й пехотной дивизии афганской армии, но был быстро подавлен. Генерал Заплатин пишет по этому поводу [чтобы было понятно — в нашем посольстве под видом дипломатических работников трудились в основном сотрудники резидентуры КГБ]: «После подавления мятежа я поехал в посольство с целью доложить о выполненной задаче. В приемной посла сидел один из работников посольства и плакал. На мой вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что тот льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так мы «дружно» работали» [14.7]. Плачущего «работника посольства» можно понять: наверно, уже готовился за этот мятеж орден получить, а тут такой облом. Как видите, КГБ работал так топорно, что его провокации с целью дестабилизации обстановки в Афганистане были видны послу и нашим военным советникам невооруженным глазом.

В ноябре прислали нового посла Ф.А. Табеева, он «попросил высказать свое мнение по содержанию шифровки, подготовленной в Москву за подписью самого Табеева, гэбиста Иванова и генерала МВД Попутина. Подпись последнего уже стояла под шифровкой. В шифровке давалась крайне негативная оценка положения дел в ДРА, особенно в армии. Речь шла о том, что армия полностью деморализована и не в состоянии противостоять мятежникам. С этим был не согласен не только я, но и советник по линии ЦК КПСС Веселов и его помощник Кулинченко. Мы спросили Попутина, почему он подписал шифровку, не зная положения дел. Тот ответил, что его попросили подписать работники КГБ, и он так и сделал, а раз мы возражаем, то он тут же снимет свою подпись. В итоге в Москву данная шифровка ушла за подписью одного лишь представителя КГБ» [14.7]. Как видите, линия КГБ последовательно сводилась к тому, чтобы дезинформировать советское руководство о положении в Афганистане и представлять дело так, будто там хаос и развал, афганская армия не в силах противостоять мятежником, и без ввода советских войск ну никак не обойтись.

Руководитель Оперативной группы КГБ в Афганистане с 17 марта 1979 г. Б.С. Иванов в 1955—59 и в 1962—64 гг. был резидентом КГБ в Нью-Йорке, и какого рода у него там были контакты с американцами — тайна, покрытая мраком. Но втягивание Советского Союза в афганский конфликт соответствовало интересам США, и генерал Иванов этому способствовал всеми силами. Кстати, в 1962—64 гг. О. Калугин находился в непосредственном подчинении у Б. Иванова.

Армейские генералы всячески сопротивлялась попыткам КГБ добиться ввода наших войск. В другом своем интервью генерал Л. Горелов вспоминал: «Брежнев решил послушать и мнение «низов». (…) входим с Огарковым в кабинет, там: Брежнев, Громыко, Устинов, Пономарев. Поздоровались, они нам чаю с лимоном предложили. Брежнев попросил доложить обстановку в стране. «Леонид Ильич, — говорю, — я владею информацией, но не так глубоко как посол. В деталях знаю обстановку в армии». — «Ответьте, войска надо вводить или нет?». — «Нет, Леонид Ильич». — «Почему?». Я стал докладывать: «Во-первых, у афганской армии сегодня в наличии 10 пехотных дивизий, три армейских корпуса, 350 самолетов, 1500 стволов артиллерии, 900 танков. Она способна контролировать положение дел в стране и на границе. Доказательство: многочисленные успешно проведенные операции по вытеснению пакистанских группировок. Во-вторых, если введут наши войска, американцы усилят помощь антиафганским формированиям. Снабдят их техникой, оружием, советников пришлют и вторгнутся в Афганистан. В-третьих, наша армия не готова драться в горах. Она не знает, что это такое».