Внутри этот квадратный в плане зал производит впечатление крестообразного, благодаря глубоким нишам, увенчанным сводами, имеющими выступы в виде сталактитов. Декор состоит из плинтуса из зеленого оникса, восьмиугольных алебастровых плиток, барельефов из расписного штука и майоликовых изразцов, покрытых темно-синей глазурью. Украшенная мраморными кружевами балюстрада установлена вокруг саркофагов, один из которых, Тамерланов, вырезан из глыбы черной яшмы и является действительным или предполагаемым подарком моголистанской княгини Улугбеку, сделанным в знак уважения к его деду. [224]

Самым красивым элементом архитектуры Гур-Эмира является его ребристый купол (60 скругленных ребер), имеющий вид приплюснутой фиги, высота которой (12,8 метра) на 1,1 метра превосходит диаметр ее базы; купол сложен из майоликовых кирпичей бирюзового цвета, на которые нанесены желтые и ультрамариновые пятна, образующие весьма элегантный рисунок. Купол покоится на высоком барабане, в диаметре имеющем 14 метров; декорирован он многократно написанным угловатым куфическим шрифтом словом «Аллах». Купол двойной, что позволяет составить себе два разных впечатления о памятнике. Внешний купол образует его силуэт и акцентирует устремленность вверх; другой, внутренний, устанавливает равновесие между поверхностью зала и его высотой. Между ними находится система тяг, закрепленных железными якорями в кирпичном центральном столбе, подпирающем самую высокую часть купола.

Не увидев мемориала Шахи-Зинда, судить о Тимуре нельзя. Это красота в ее совершенном и чистом виде. Здесь не выказываются ни величие, ни могущество, ни державность, как в других памятниках, а демонстрируются изящество, хрупкость, тонкость и, я бы сказал, женственность, столь характерная для женских усыпальниц, отчего они лишь выигрывают в красоте. Конечно, это не назовешь рукоделием Тарагаева сына, но было заказано именно им; он лично следил за ходом работ, следил так же внимательно, как наблюдал за разбивкой садов и строительством других зданий, планы которых визировал, и, заботясь об удовлетворении своих желаний, использовал всю свою тираническую власть.

Согласно преданию, двоюродный брат пророка, Кусам ибн Аббас, приведший войско аравитян в Самарканд, там был обезглавлен (676–677); он взял голову в руки и спустился по самому глубокому колодцу в чрево земли, с намерением там продолжить свою жизнь и дождаться Страшного суда. Как нередко случается в истории религий, легенда о Кусаме ибн Аббасе является всего лишь переложением на религиозно-мусульманский лад доисламского мифа, содержащегося в «Авесте», согласно которому легендарный центральноазиатский герой Афрасиаб (его имя Самарканд носил сначала), прежде чем умереть, глубоко под землей построил для себя гигантских размеров жилище, чтобы там найти укрытие, в том числе от смерти. [225]

Это место давно считалось священным, и арабы, едва захватив Самарканд, возвели мартириум (культовое сооружение), посвященный страстотерпцам, на предполагаемом месте Кусамовых мучений. Впоследствии возле него нашли упокоение многие, великие и не очень великие. В эпоху Сельджукидов, когда произошло если не зарождение мусульманского погребального искусства, то как минимум его бурное развитие, охотно строили мавзолеи, а надгробные стелы множились, как цветы на холме.

Пришли монголы и все разрушили за исключением этого святилища, хотя, казалось бы, к подобной снисходительности их не понуждало ничто. Как бы там ни было, памятник в его современном состоянии не имеет ничего от первоначального облика и далек от описания, сделанного Ибн Баттутой в 1330 году. Известно, что перестраивали и переоборудовали его неоднократно; иные, говоря о времени выполнения основных работ, называют 1334 год, другие — период царствования Тимура, третьи — XV век. 1380 годом может быть датирована лишь часть декора. В ту эпоху трансоксианцы взяли в обычай устраивать захоронения подле Кусамова мартириума, превратив его в псевдомавзолей с кенотафом,[33] подобных которому на Ближнем и Среднем Востоке можно было встретить сотни.

Автора плана современного некрополя назвать точно невозможно; однако многие склонны считать им Великого эмира. Осью «города мертвых» служит узкая аллея, начинающаяся у Кусамовой усыпальницы; медленно спускаясь в южном направлении, она завершается довольно крутой лестницей из тридцати четырех ступенек. Слева и справа тянулись две почти не прерывавшиеся шеренги усыпальниц. Многие разрушились или полностью, или частично. Среди сохранившихся наиболее старая, — сооруженная для увековечивания некоего Ахмеда-ходжи, — отмечена 1360 годом. Наибольшее количество гробниц (целая дюжина), замечательной архитектуры и удовлетворительной сохранности, датируется временем царствования Тимура. Остальные были построены позже, как и вход на кладбище и стоящие по бокам здания. Таким, каким он дошел до нас, Шахи-Зинда является, по общему мнению, одним из самых красивых и впечатляющих в мире некрополей, а некоторые входящие в его состав постройки — подлинными шедеврами. [226]

Он находится севернее города, на склоне холма Афрасиаб. Входом в него служит монументальный портик, по соседству с которым стоят небольшая мечеть и медресе, обязанная своим возникновением Улугбеку; миновав этот портик, посетитель оказывается на лестнице, ведущей к осевой узкой аллее. Одно из первых сооружений, которое он видит слева от себя (относительно крупных размеров и менее старое, чем все другие, 1437 года), состоит из двух куполов, опирающихся на барабаны, столь вытянутые вверх, что невольно вспоминаешь погребальные башни, воздвигнутые в Иране приблизительно в 1000 году. В нем почиет не какой-нибудь сильный мира сего, а ученый, астроном Казы-заде Руми. Чуть дальше в тесном соседстве (или отделенные друг от друга пустырями, где можно различить следы исчезнувших памятников) ярусами расположились заказанные Тимуром мавзолеи, некоторые из которых дополнены погребальными часовенками, таковы усыпальница одного из выдающихся его военачальников, Тоглуг-Текина (1375), возможно, самая старая из относящихся к тому времени; мавзолей его сестры Ширин-бика-Ака, именовавшейся также Чучук-бика (1385); усыпальница некоего Эмир-заде (1386); гробница еще одной Тамерлановой сестры Туркан-Ака (1386) и ее дочери Шади-Мульк-Ака, преставившейся в 1372 году, что заставляет иных утверждать, что речь идет о старейшей гробнице Тимуровой эпохи. Далее находятся еще три усыпальницы, неведомо когда сооруженные, но явно в промежутке между 1375 и 1385 годами: на первой начертано имя воеводы Эмира; вторая безымянна; третьей увековечено имя женщины — Улу-Султан-Бегума. Последней по времени является усыпальница одной из жен Великого эмира, Туман-Ака (1405).

Простая и благородная архитектура мемориала дает возможность проследить, как на протяжении лет тридцати менялся подход к организации горизонтальных и вертикальных плоскостей. Все это небольшие кубические залы, вход в которые оформляют портики, высокие и глубокие, выступающие над плоскостями фасадов; своды их украшены сталактитами или сотами (мукарна) чисто декоративного назначения, то есть не имеющими каких-либо архитектонических функций. Залы увенчаны высокими куполообразными сводами, довольно заостренными, гладкими или ребристыми, непосредственно положенными на стены залов, то есть без барабанов. В 1385 году купол усыпальницы Ширин-бика-Ака стал двойным, каким позднее сделали купол Гур-Эмиpa; изнутри он видится приплюснутым, снаружи представляет собой нечто, слегка напоминающее плод смоковницы. В то же самое время продолжалось строительство сводов простых; для облегчения сооружения их отделяли от стен залов и придавали им очертание немного пологой арки. В начале XV века, возводя мавзолей Туман-Ака, снова вспомнили о двойном своде; на этот раз его поставили на высокий барабан, а внутреннему своду придали ту же овальную форму, что и своду наружному. Подобные варианты, освобождая памятники от монотонности, дают им довольно много общих черт, позволяя создавать весьма гармоничные и единые по духу ансамбли. [227]