Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая была цена?
– Сто рублей за букву.
– Так.
– И началась процедура. Они пошептались, операторы настроили Машину, и мужчина произнес: «СВЕТИК».
– Одно слово?
– Да. Машина заработала. И где-то через двадцать минут на блюдо, которое стояло на столе, из Mашины стал вылезать такой пищевой конструкт сложной формы…
– На что он был похож?
– Трудно сказать… ни на что. В этом, наверно, и весь кайф. Если б он был на что-то похож – зачем тогда Машина? Иди на кухню и готовь.
– Но все-таки, какие-то ассоциации у вас вызывал этот пищевой конструкт?
– Я… не знаю. Конкретно… ну, что-то такое из медицины и… архитектуры. И ботаники еще, наверно. Ну, и по цвету это было очень необычно.
– Какой был цвет?
– Там был такой… переход от темно-фиолетового к оранжевому, но очень такой плавный и через такие… изгибы как бы… каждый изгиб был уже другого цвета… и все это перетекало постепенно. Необычно и красиво. И запах.
– Какой?
– Не могу точно сказать… но очень насыщенный и такой… аппетитный.
– Ну, мясной, рыбный, овощной? Какой?
– Это сложная комбинация разных запахов.
– Приятных?
– Конечно. Не говном же должно пахнуть…
– Так. И что потом?
– Потом мы с официантами подошли к столу, и официанты стали расчленять конструкт.
– Как?
– На порции. Это довольно сложная работа. Высший пилотаж, так сказать. Это не просто – индейку разрезать или торт. Они вырезали из конструкта куски разной формы и цвета и выкладывали на тарелки клиентам. Подали напитки. И отошли к стенам. А клиенты стали есть.
– Что они говорили?
– Хвалили. Говорили, что никогда ничего такого не ели.
– Сколько продолжался ужин?
– Часа два с половиной.
– Они все съели?
– А как же. Конечно.
– Расплатились и ушли?
– Расплатились и ушли.
– Сколько заплатили?
– Семьсот с чем-то.
– Так. Ужин №2.
– Где-то дня через два мне позвонил Буритери. Я приехал. Там был один клиент. Витя Мягкий.
– Отлично. И?
– Он заказал: «ВЫТКАЛСЯ НА ОЗЕРЕ АЛЫЙ ЦВЕТ ЗАРИ».
– Так много?
– Ну, а чего ему деньги жалеть?
– И что получилось?
– Такая… пирамида… сине-лиловая… вытянутая такая… и как будто сквозь нее что-то прорастает. Лимонно-желтое. И шары, шары такие пористые. Но он всё, конечно, не осилил.
– Много осталось?
– Почти половина. Он пару бутылок шампанского выпил, потом еще коньяку добавил. А потом заказал бутылку своей водки, «Мягкая», и сказал: «С почином вас, ребята. Навалитесь!» И мы выпили и стали есть. А он курил и нас теребил.
– И во сколько ему это обошлось?
– Три тысячи двести рублей.
– Так. И что вы можете сказать по поводу вкуса этого конструкта?
– Ну… трудно… что-то… нет, ну, во-первых, он из многих частей состоит. И части разные на вкус, и важно, в какой последовательности ты ешь. Но… я даже не знаю, с чем это можно сравнить. Там, все эти части, они не только разные на вкус, но еще и по консистенции разные.
– Как это?
– Одну ешь – вроде паштет с орехами, и вдруг она переходит в такой сочный кусок какого-то мяса в каком-то белом таком желе… а рядом сразу что-то хрустит, что-то из слоеного теста, потом что-то раз – и потекло, а потом опять мягкое… ну и так далее.
– Ужин №3?
– Номер три… так… это была женщина. Но я ее никогда нигде не видел. Она не из богемы и не из буржуев.
– Имя, фамилия?
– Не знаю, честно говорю.
– Ой ли?
– Ну, чего мне скрывать-то… я же все вам говорю. Женщина. Так, одета… вполне со вкусом, но без широты. Посидела, подумала, потом сказала: «БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ». Машина заработала. И через минут сорок выползла такая… ну, как тропическая гусеница. Разноцветная, с такими овалами и сеткой… а в центре воронка с красивой глазурованной поверхностью. Мы расчленили очень красиво, подали. Она заказала французское, кажется, вино. И выпила полбутылки. Съела где-то всего одну треть. Цена вполне скромная: 1400.
– И вы опять доедали?
– Конечно.
– Ужин №4?
– Так… а! Это была веселая компания. Вы их знаете, конечно. Пятеро: Паша Разноглазый, Сережа Бильярдный Шар, Вика Плющевич, Маша Лиса-оборотень и Шептуля Эсэсовец.
– Еще бы.
– Они пришли уже в духе, долго разглядывали Машину, прикалывались. Потом Паша Разноглазый взял лист бумаги и предложил всем составить одно предложение из пяти слов, не произнося их вслух. Он распределил, кто придумывает существительное, кто прилагательное, кто глагол, и так далее. Каждый писал на бумаге свое слово и заворачивал его, чтобы никто не видел. И у них получилось: «ГНИЛОЙ БУРАТИНО ТРЕБУЕТ МОДНОГО КЛЕЯ». Они долго смеялись, и Сережа Бильярдный Шар заметил, что это совсем реалистическая фраза, значит, им пора тушить свет и расползаться по разным мирам. Маша Лиса-оборотень сказала, что всегда готова, а Шептуля Эсэсовец сказал, что ему уже некуда ползти. Потом Паша Разноглазый громко проблеял эту фразу. И Машина заработала. Часа через полтора из нее выползло такое овальное, как бы приплюснутое яйцо. Полупрозрачное. И внутри этого яйца… как сказать…
– По-русски.
– Ну… это был… такой очень сложный город или завод. Трубы какие-то, переплетения… и все это стягивалось к центру яйца. А в центре… что-то было такое… серебристо-голубое… похожее на череп лошади с грибом. Но это был не череп. Да и не гриб. И они заказали шампанского, а Шептуля Эсэсовец – апельсиновый сок. Очень долго ели. Часов пять. И много говорили. Так много, что у меня голова закружилась. Но съели все. До крошки. Стоило это им три семьсот.
– Ужин №5?
– Сейчас… дай Бог памяти…
– Мы поможем, если что.
– Не надо. Значит… двое. Лешечка и Ленечка. Это люди питерской сцены, так что я их не знал. Они пришли слегка пьяные, и сначала Ленечка сел Лёшечке на колени, и они так сидели, раскачиваясь. И шептались. А потом Ленечка предложил сначала нюхнуть, а потом уже «покушать по-легкому», как он выразился. Нюхнули. И долго препирались, кому делать заказ. Каждый предлагал, чтобы сделал другой, а тот, в свою очередь, отказывался в пользу друга. И это длилось очень долго. Потом все-таки Ленечка сделал заказ: «НЕ МУЧАЙ МЕНЯ!». И Лешечка сразу стал целовать ему руки. Из Машины вылезло что-то обтекаемое, гладкое, но многослойное, как такая расплющенная подводная лодка. И она словно была из многих-многих слоев такой очень красивой березовой коры… трудно, конечно, описывать пищевые конструкты…