Но день за днем он просыпался в грязной яме, оставаясь пленником белолицых демонов, не в силах пойти куда бы то ни было, кроме бесконечного движения между разрушенной церковью и растущей горой мусора, который сносили туда он и остальные рабы. Но теперь сны не оставляли его в покое даже днем, и, хотя Кафф думал медленно, когда начинал, уже не мог остановиться.

Быть может, святая Мать Элизия зовет его на Небеса? Кафф рассказал другим рабам про свои сны, просил их объяснить, что значит голос, который его зовет, но никто не мог дать ему ответ. Одни лишь молча на него смотрели, другие начинали сердиться. Все они медленно умирали, избитые, голодные и уставшие, порабощенные лишенными сердца существами, уничтожившими их дома и убившими почти всех родных. Некоторые многое бы отдали, чтобы им снились сны Каффа – и у них оставалась хоть какая-то надежда.

Вийеки казалось, что ему никогда не удастся избавиться от Шан’и’асу. Поэт Пика Голубого призрака написал:

Вийеки всегда считал, что короткое стихотворение полно иронии: сочувствие Шан’и’асу к низшим классам стало одной из главных причин запрета на его творчество, наложенное Кланом Хамака. Но сейчас Вийеки казалось, что в словах поэта больше правды, чем он думал прежде.

«Ведь когда разрешено одно исключение, – думал Вийеки, – как не пойти дальше? Как остановиться?»

Вийеки подавил вздох, недостойный магистра, и поднял руку.

– Нонао, – сказал он секретарю, – передай десятнику, чтобы перестал бить смертного раба.

Нонао выкрикнул приказ, и десятник Строителей повернулся с разгневанным лицом, но, как только увидел Верховного магистра, наблюдавшего за ним со ступенек, уронил прут, упал на колени и прижал лоб к влажной земле.

Вийеки спустился вниз, двигаясь соразмерно своему положению. Первая часть работ не заняла много времени, инженерам потребовалось менее двух дней, чтобы при помощи молотов и крюков обрушить остов храма смертных, который теперь лежал в руинах. Но Вийеки знал, что расчистить место от обломков так же быстро не удастся, и камень нужно будет сначала убрать, чтобы Строители начали откапывать находившееся под землей старое здание. Даже помощь нескольких сотен смертных рабов могла ускорить работы лишь до определенного предела – ведь большинство из них были женщинами, детьми или стариками, – и Вийеки ждал прибытия королевы с тем же трепетом, с каким фермер перед сбором урожая ждет приближения бури.

«Но это необходимо сделать. Мать всего сущего не разделяет симпатию к Шан’и’асу. Она без колебаний казнит нас всех, если будет недовольна».

Вийеки подошел к десятнику, который все еще стоял на коленях. Он избивал раба – мужчину, который выглядел здоровым и сильным, хотя сейчас закрывал руками голову. В живых осталось совсем немного смертных, и было бы досадно потерять еще одного.

– Что здесь произошло? – спросил Вийеки.

Десятник теперь сидел на корточках, но не осмеливался посмотреть в глаза Верховному магистру.

– Тысяча извинений, милорд, но этот… этот раб, он говорит с остальными. Он их отвлекает, и, насколько я понимаю, подстрекает против нас.

– Не позвольте им его убить! – взмолилась другая рабыня, женщина. – Он просто не понимает, вот и все. Он туповатый.

Вийеки не настолько хорошо владел языком смертных, чтобы понять все ее слова, но уловил «понимать» и «туповат», а остальное додумал. Он посмотрел на раба, которого избивали, – тот смотрел на него между пальцами.

– Как его зовут? – спросил Вийеки у женщины.

– Кафф, милорд. Так его все называют. Он туповат. Но он не имел в виду ничего плохого.

Вийеки отмахнулся от ее объяснений и посмотрел на сгорбленную фигуру. У раба были длинные сильные руки, но, когда он их опустил, Вийеки разглядел лицо и недоуменный взгляд и уже не сомневался, что правильно понял женщину.

– Кафф, – сказал Вийеки. – Тебя так зовут?

Раб быстро закивал головой и широко улыбнулся, показав, что у него не хватает нескольких зубов.

– Кафф, – повторил он. Его язык был слишком большим, а речь медленной и невнятной. – Кафф Молоток. Это правда! Кафф – хороший парень. – А затем, совершенно неожиданно, прежде чем Вийеки, его секретарь или десятник успели что-то сделать и его остановить, раб подбежал к Вийеки, распростерся перед ним и обнял за ноги. – Не делайте больно Каффу. Я стараюсь работать! Стараюсь!

Десятник поспешил к ним, чтобы оттащить раба от магистра, но было уже слишком поздно – магистерская мантия Вийеки была испачкана. Десятник схватил нарушителя и швырнул его в грязь. Раб остался лежать на спине, он плакал, поджав руки и ноги, точно умирающее насекомое. Десятник вытащил из-за пояса остро заточенное тесло и вопросительно посмотрел на магистра, спрашивая разрешения избавиться от раба.

– Стараюсь работать! – пронзительно завизжал раб.

В течение тысяч лет хикеда’я избавлялись от таких ошибок природы при рождении, защищая священную королевскую кровь и чистоту расы, какой она вышла из Сада. Но сейчас они жили в другом веке – связь аристократов хикеда’я со смертными женщинами приветствовалась, полукровки, вроде дочери Вийеки, должны были помочь спасти их народ. Уверенность, в которой его воспитывали, теперь поколебалась, в точности как сказал Шан’и’асу, и Вийеки знал, что он один из тех, кто помог ослабить основы. Возможно, поэт, несмотря на разговоры о его предательских симпатиях к отверженным, видел правду, которая ускользала от аристократов Хамака – даже королевы. И как только врата жалости приоткрыты, пусть и совсем незначительно, их совсем непросто снова закрыть.

«И чем все это закончится?» – Вийеки не знал ответа на свой вопрос. Но он прекрасно понимал, что до прибытия королевы осталось совсем немного времени, и ему был необходим каждый раб, которого удалось спасти от мести Жертв Кикити.

– Мы должны сохранить здоровых и сильных рабов, когда есть такая возможность, – сказал он десятнику. – Пусть он работает один, чтобы его болтовня не отвлекала других.

Десятник удивленно посмотрел на магистра, но быстро опомнился – теперь его лицо выражало лишь полное послушание.

– Как скажете, Верховный магистр. – Десятник снова засунул тесло с длинной рукоятью за пояс.

Потом грубо схватил раба за руку и повел к куче мусора, которая находилась довольно далеко от места работы остальных смертных. Жестами и шлепками по голове и плечам раба десятник объяснил ему, что следует делать.