— Ну, где кофе?

Белла расставляет кофейные чашечки и достает из шкафа подставку для печенья. Раскладывает на красивой тарелке маленькие сладости. Алессандра одобрительно кивает.

— Ты поправилась? — тихо спрашивает Белла.

На мгновенье Алессандра задумывается, смотрит на печенье, как будто это самая интересная вещь на свете, и забывает про дочь.

— М-м-м. Физически — да. Я полагаю. Я приехала тогда домой. Из больницы. Мы пошли и забрали тебя от миссис Меллорс, нашей соседки. Ты протянула ко мне ручки; ты была такая хорошенькая, такая… маленькая. Понимаешь? Такая маленькая. И я… Я не могла этого вынести. Джеральд всегда мне говорил, что после того я уже относилась к тебе совсем по-другому.

Печенье во рту у Беллы — как пригоршня сухих крошек. Мучная пыль, словно цемент. Она не может сглотнуть. Отвернувшись, она прикрывает рот клочком бумажного полотенца и потихоньку сплевывает наполовину пережеванную массу. Похлопывает себя по губам, словно навсегда закрывая, запечатывая их.

— Ну что, пойдем к папе, в сад? — Алессандра поднимается па ноги.

У двери на балкон она останавливается и легонько прикасается к Беллиному плечу.

— Я рада, что все-таки рассказала тебе.

— И я.

— Но лучше… Лучше, если мы не будем об этом больше говорить. Я не… Я правда не могу… — Она склоняет голову набок и смотрит на дочь широко распахнутыми, словно у ребенка, глазами. — Ты меня понимаешь?

— Конечно. — Белла накрывает руку Алессандры своей ладонью и улыбается ей.

— Ну, хорошо. Боже, как здесь красиво! Какое освещение! Magnifico! Джеральд, дорогой, ты, наверно, уже весь позеленел от зависти.

Белла замечает, как Алессандра кругами ходит по комнате. Она словно что-то ищет. Вот черт, лампа. Ее подарок — на новоселье. В любую секунду она, обводя комнату рукой и словно подразумевая, что у Беллы неважно со вкусом, может спросить: «А что, лампа не подошла?» Белла начинает судорожно придумывать ответ. Она упала со стола и разбилась. Она в ремонте, шнур немного болтался. Белла забрала ее на время в студию, чтобы написать с нее натюрморт. Лампа так понравилась Вив, что та позаимствовала ее, всего на неделю, чтобы Ник оценил и разрешил купить такую же.

— Какие элегантные светильники, — показывает Алессандра на настенную подсветку.

— Если ты ищешь, где твоя лампа, так и скажи. Я отвечу — она сюда совсем не подошла.

Она вглядывается в лицо матери, ожидая увидеть обиду или, наоборот, ярость.

— Ну, ничего. — Джеральд улыбается, радостно подняв брови. — Я же дал тебе тогда квитанцию, чтобы ты могла ее обменять.

Белла опускает скрещенные было руки.

— Просто она была не в моем вкусе. Извините.

— Ну и на что ты ее обменяла? — Алессандра озирается, как будто надеется догадаться.

Лицо Беллы проясняется.

— Вот. Идите посмотрите. — И она ведет их наверх.

В ее спальне все трое становятся полукругом, как будто оценивая конкурсную работу.

— Знаете, у меня никогда такого не было.

Неожиданно для себя самой Белла чувствует смущение. Как девочка-подросток, когда показывает любимую куклу и стесняется, что ведет себя, как маленькая.

— Это я должна была тебе подарить такое, — произносит Алессандра. — И как я не додумалась? Такая вещь должна быть у каждого.

Джеральд выходит вперед и останавливается перед большим зеркалом, где видит себя в полный рост. Поправляя лацканы, он говорит:

— В таком зеркале я кажусь себе настоящим джентльменом.

Белла и Алессандра стоят чуть позади, по обе стороны от отца. Мать робко, словно девушка, которую впервые пригласили на свидание, улыбается дочери, и та улыбается в ответ. Джеральд, заслоняя им весь вид, поворачивается и обнимает их.

Когда все они спустились вниз, Алессандра заметила на каминной полке старые снимки — она вместе с Беллой.

— О, хорошо, что не забыла. — Она открывает сумочку и шарит в ней длинными изящными пальцами. — Какие красивые фотографии, и ты на них так хорошо получилась. Джеральд, дорогой, надо бы нам их вставить в рамочки. Но ты ни за что не догадаешься, что я нашла в ящике туалетного столика, когда убиралась. Подожди минутку. Вот, смотри.

Она вручает Белле маленькую коробочку из мягкого синего бархата и кивает:

— Открывай.

— Это что, фамильные драгоценности? — спрашивает Белла.

Внутри, на нежно-розовой подстилке, словно это драгоценный камень или дорогое кольцо, лежит раковина.

Белла берет ее в руки и нежно проводит пальцем по краешку, там, где раковина начинает загибаться; он розоватый и очень гладкий. Она вертит и вертит раковину в руках, потом говорит:

— Красивая. Откуда она?

— А ты не помнишь? — Алессандра улыбается и хмурится одновременно. — Ты нашла ее на море, когда была маленькая, и подарила мне. В тот самый день, когда был сделан этот снимок. Я думала, ты помнишь.

Она кивает, глядя на фотографию:

— Да, в тот самый день. Мне как раз сказали, что я снова беременна. — Она опять кивает.

И ты все время держала это в себе?

Иногда ей снятся эти дни. Как ее обнимают теплые руки, как от мамы пахнет жасмином, пудрой и морем. Как они трутся носами. Оказывается, эти сны на самом деле были ее воспоминаниями.

* * *

Небо чистое-чистое и такое голубое, как бывает только в лучшее лето детства. Оно такое яркое, что на него почти больно смотреть. И все же она закидывает голову и впитывает, втягивает в себя все небо целиком, чтобы этот цвет навсегда остался с ней. Она закрывает глаза и, как маленький краб, переваливается по пляжу, проверяя. Да, он здесь, этот яркий голубой цвет, притаился у нее под веками.

— Хочешь, я покажу тебе, как строить замок из песка?

Мама опускается рядом с ней на колени. Она с верхом набирает песок в новенькое желтое ведерко и показывает Белле, как нужно его прихлопывать красной железной лопаткой.

— Ну вот. — Она одним ловким движением опрокидывает ведерко и ликующе произносит: — Та-даам!

Возвращается папа. Он принес три порции мороженого и держит их так бережно, как будто они — лучшие хрустальные мамины бокалы. По одной его руке стекает клубничное варенье, по другой — шоколад. Он стряхивает капли и облизывает пальцы. Мама отламывает у своего мороженого кончик и показывает Белле, как сделать из него маленький рожок. Она выдавливает из него по чуть-чуть мороженого и клубничного варенья, а потом обсасывает кончик. Белла смотрит с восхищением и повторяет за ней, только у нее мороженое капает на щеки, размазывается вокруг рта и в конце концов она вся перепачкана.