– Я была на работе и доложила о ходе расследования начальнику, умолчав о родственниках Рогутского. Он сказал, что, возможно, собранных материалов хватит, чтобы закрыть дело, – без всякого энтузиазма сообщила девушка, понимая, что ее демарш с треском провалился, отбитый более опытным противником. Все, чего она добилась, это того, что выставила себя полной дурой в глазах Сорокиной. Да, этому Тимофею палец в рот не клади. Ну ничего, еще не вечер. А действительно, встречу надо было назначить на вечер, напоить его и затащить в постель, вот тогда бы ему, голубчику, деваться было бы некуда! – мстительно размышляла она, не слушая, что ей отвечает Тимофей. Включилась в беседу, только услышав знакомую фамилию.

– Кто? – переспросила она автоматически.

– Зубряков, – повторил Тимофей. – Ты уже выясняла, кто это? – с интересом взглянул он на девушку, опять переходя на «ты» и забывая об осторожности.

– Да нет. Просто мне Рязанцев про него сегодня говорил, – пожала плечами Саша. – А зачем он тебе?

– Я же только что объяснял, что именно с ним созванивался Рогутский в вечер похищения Яны, то есть именно с ним он обсуждал убийство.

– С Зубряковым? Ты не ошибся? – окончательно оторвалась от своих мыслей девушка.

– Вот твоя распечатка, смотри, – протянул ей Максимов знакомый листок.

– Гм. Может, это другой Зубряков? Хотя вряд ли. Фамилия редкая, да и вообще.

– Александра, кто это такой? Быстро, коротко, по делу, – строго распорядился Тимофей, уставший от ее неопределенного бубнежа.

– Ну, Зубряков вел дело Огородниковой, то старое, по которому проходил и Рогутский. По сути, это он его и отмазал. Я хотела с ним встретиться, а Рязанцев сказал – не надо. Он ушел из органов в политику, и вообще, с ним связываться не стоит, – припомнила она свой утренний разговор с капитаном.

– В политику, значит! – хлопнул коротко в ладоши Тимофей и с хищной счастливой улыбкой потер руки.

– Да, только он к вашему Пименову отношения не имеет, он на кого-то другого работает. Я только забыла, на кого, а может, Рязанцев и не говорил, – озадаченно нахмурилась Сашка.

– Это уж наше дело и техники. Знать бы, в каком направлении копать! – бодро возвестил Максимов. – Ну, Сашка, молодец. Надо было раньше с твоим Рязанцевым поговорить. Теперь понятно, почему именно ему звонил Рогутский, они старые дружки. Возможно, это он и познакомил тестя с Зубряковым. Надежный человек, может помочь с решением различных вопросов самого тонкого свойства.

– Да, но у меня создалось впечатление, что Рогутский его боялся, этот Зубряков совсем не торопился ему помогать. Наоборот, он требовал, чтобы Рогутский сам разобрался со мной, и вообще, у меня не создалось впечатление, что их связывают дружеские отношения, – задумчиво проговорила Яна, до этого внимательно слушавшая Тимофея и Сашу.

– Все правильно. Ни о какой дружбе речи и не идет. А если Рогутский свел Зубрякова с тестем и Пименовым, то его место в этом дружном коллективе оказалось сбоку припека, особенно на фоне такого прокола, как убийство Огородниковой, если, конечно, он кому-то об этом сообщил, – произнес Максимов, явно думая о чем-то своем. – Знаете, девушки, посиделки отменяются. Сидите, допивайте кофе, сейчас я вызову водителя, и он развезет вас по домам. Осадное положение еще никто не отменял, так что ты, Александра, опять подставилась. Не хватило вчерашнего урока? – выразительно глядя на девушку, спросил он.

– А что вчера случилось? – с интересом глядя на обоих, осведомилась Яна и почувствовала, как ее сердце сжалось от испуга. Не за Сашку, а за себя. Точнее, за Тимофея. Нет, точнее, за то, что могло связывать Сашу и Тимофея.

– А вчера Александра сбежала из-под ареста, никого не предупредив. – И Максимов с ехидной улыбочкой изложил историю вчерашнего происшествия. – Правда, Александра меня великодушно простила и даже поцеловала, вероятно, в знак благодарности за то, что это был я, а не убийца. Но я‑то надеялся, что она извлечет какой-то урок и больше из дома ни ногой. Ошибся.

Версия вчерашнего вечера, представленная Тимофеем, Саше не понравилась, еще меньше ей понравился тон, каким он эту версию изложил, и довольная улыбка Сорокиной. У нее даже толстые щеки разрумянились, как два каравая. Надо же наесть такие! – сердито думала обиженная на весь свет Сашка. Но как бы то ни было, а ехать домой на машине было лучше, чем в метро с пересадками, и она только буркнула:

– Ладно, только пусть меня первой отвезет, мне еще работать надо.

И Тимофей, вызвав водителя, умчался, оставив девушек коротать время в обществе друг друга.

Яна сидела на диване перед телевизором, но смотрела не на картинки, сменяющиеся на экране, а думала о Рогутском.

Значит, Рогутский общался с бывшим следователем. Точнее, поддерживал с ним отношения. Летом или уже осенью у его родственника начинается предвыборная кампания. Потом объявляется Огородникова и начинает его шантажировать. Рогутский ожидает от перевыборов родственника больших дивидендов, и скандалы ему сейчас вовсе не нужны. Но и денег жалко. Он морочит голову Огородниковой сколько может, пока не наступает кризис. В припадке страха, жадности, или что им там руководило, он ее убивает.

Вот дурак жадный! – покачала головой Яна. Сперва жизнь человеку сломал, потом и вовсе убил. На что рассчитывал? Что его никогда не поймают? Что его опять отмажут?

Девушка вспоминала Рогутского, которого она знала, она никак не могла понять, как в обычном офисном служащем, пусть даже и очень успешном, может таиться столько злобы, подлости и жестокости. А ведь они с ним не один год проработали. На собраниях в одном кабинете сидели. Жуть! А впрочем, о чем это она? Он же ее саму чуть не убил!

Тут мысли Яны потекли совсем в другом направлении.

«С Огородниковой все понятно. Но вот чем я помешала Рогутскому? У него был миллион способов избавиться от бумаг, и я ему скорее бы помогла, чем помешала. Зачем было меня похищать и уж тем более убивать? Чем я могла навредить его дядюшке мэру? Да на тех бумагах даже его подписи не было! Вообще неизвестно, откуда они взялись. Может, у него паранойя началась? Мания преследования? Может, он просто спятил от страха расстаться с деньгами, богатыми влиятельными родственниками, своим местом?»

Сколько Яна ни размышляла, эта версия оставалась единственной реалистичной. Не было у Рогутского логически объяснимых мотивов для ее похищения и убийства. Господи, какое счастье, что она спаслась, психи – самые опасные и непредсказуемые люди. Хорошо, что Рогутский разбился раньше, чем она на работу вернулась, даже страшно подумать, чем ей могла грозить встреча с ним.

Девушка с облегчением выдохнула и даже перекрестилась, что делала крайне редко. Потому что, несмотря на внутреннюю веру в Бога, внешние ее проявления, как-то: крестное знамение, посты, походы в храм на службу и исповедь, – были ей чужды. Она просто знала, что Бог есть и все в мире подчиняется Его законам. И все.

Яна взглянула в телевизор, там начинались какие-то политические дебаты, и она снова отвернулась. Да, с Рогутским все ясно, покивала она сама себе. Или не все?