— Тебя тоже привела она.

— Будь по-твоему.

— Ну хорошо — если не так, то что ты тут делаешь?

— По правде сказать, сама не знаю, — сказала Кэролин.

— Тебя привела Пресвятая Дева. Вот почему ты здесь.

— Как скажешь, — повторила Кэролин.

Тропинка через заросли гаультерии и орегонского винограда выглядела так, словно здесь поработали электрическими ножницами, и напомнила Кэролин английские сады Викторианской эпохи с аккуратно подстриженными деревьями и кустарниками. Кэролин остановилась, чтобы дать Энн возможность высморкаться и прокашляться, и с ними поравнялись сначала идущие впереди телохранители, а потом самые нетерпеливые паломники, от которых не отставали бойкие журналисты и фотографы. Вскоре подоспели и запыхавшиеся священники: отец Батлер утирал лоб платком, а отец Коллинз снял пальто и держал его на согнутой руке, как джентльмен во время утреннего моциона. Судя по всему, священники были поглощены бурной теологической дискуссией, своего рода препирательством, которое помогало им скоротать время в пути.

— Я всегда осуждал, — сказал отец Батлер, — представление о Деве Марии как о воплощении пассивного женского начала. Напротив, я всегда видел в ней образ деятельной, активной женщины.

— Хоть вы и осуждаете такой подход, — заметил отец Коллинз, — именно Церковь сыграла весьма прискорбную роль, увековечив образ рабы Божией, полной противоположности Евы.

— Я не решился бы утверждать это с такой определенностью, — возразил отец Батлер, — на эту тему было много споров, в ходе которых отстаивались разные позиции.

Отец Коллинз мрачно покачал головой:

— Основная установка Рима остается неизменной: босая, беременная, восклицающая следом за Гавриилом: «Да будет мне по слову твоему». «Да будет мне по слову твоему» — что это, если не женская пассивность, это же ясно любому здравомыслящему человеку.

— «Ангел Господень», — сказал отец Батлер, — это всего лишь молитва, составленная в двенадцатом веке. Я бы не стал придавать ей большого значения. Если придерживаться вашей точки зрения, Коллинз, скорее уместно вспомнить «Магнификат», ликующую молитву самой Пресвятой Девы. Но я не знаю, что вам это даст. Не уверен, что она поможет вам плести свою затейливую паутину.

— Именно здесь, — сказал отец Коллинз, — стоит вспомнить оригинал, которого никто не придерживается: «Ессе ancilla Domini. Fat mihi secundum verbum tuum». Разве перевод соответствует сути оригинала? «Да сделается со мною по слову твоему». «Сделается со мною»! Разве это правильно? Вернемся к вашей ссылке на Евангелие от Луки. Здесь мы видим: «Да будет со мною по слову твоему» — заметьте, что «сделается» отсутствует, во всяком случае в точных переводах. Никто никому ничего не делает, и это «сделается» здесь ни к селу ни к городу, его выдумали в Риме. Таким образом, отец Батлер, женское начало полностью исключается из представления о триедином Боге.

— Это напоминает то, что изрекает Грэйвз.

— То, что он говорит, не лишено смысла. То же самое можно сказать про Юнга. И про Гёте, das Ewigweibliche, вечно женственное. Считая, что у женщины нет души, мы зайдем в тупик.

Отец Батлер принялся протирать очки.

— Это время, — сказал он. — Дух времени. Отзвук шестидесятых делает вас чудаковатым и безрассудным.

— Вы отстали от жизни, отец Батлер. Отец Билл. По моему скромному мнению, вы отстали от жизни.

— Меня интересует универсальное. Универсальное и вечное. Не то, что в моде. Всевозможные чудачества эфемерны по определению. А Бог вечен.

— Это несомненно относится и к Деве Марии.

— Да, но она всего лишь раба Божия.

Процессия достигла темного, сырого участка леса. Замшелые клены, заросли заманихи, полусгнившие пни и овраги, поросшие папоротником. Именно здесь Энн видела Пресвятую Деву. Ветви деревьев, покрытые мхом, казались абсолютно безжизненными, как высохшие клешни крабов на морском берегу. Стояла полная тишина. Не было слышно даже птиц. Казалось, вот-вот должно произойти нечто неотвратимое, то, чему нельзя найти определение и описать словами. Люди выглядели на фоне этого леса так, словно невидимый живописец хотел подчеркнуть величие пейзажа за счет их ничтожности. Стена могучих стволов невольно вызывала мысли о запредельном. Некоторых паломников охватил религиозный трепет, который был сродни неосознанному анимизму. Другие ощутили себя благородными искателями приключений с томиком стихов в заплечном мешке и посохом в руке, бродягами, что читают Уитмена, глядя со скалы в бушующую морскую пучину. Величие тьмы, подступившей со всех сторон, вызывало у них клаустрофобию. Зрелище, которое предстало их глазам, было для них чем-то вроде снимка северного леса, выполненного Анселем Адамсом[28], или картины Альберта Бирштадта[29], если бы последний отправился в лесистые широты. Божественное зеленое благолепие, где все говорило о присутствии Всевышнего. Всё, кроме того, что принадлежало сатане.

Энн шла, благочестиво потупив взор, — впрочем, отчасти это была привычка скромной сборщицы грибов, которая машинально продолжала искать лисички. Она подняла с земли пригоршню записок и медальон с изображением святого Кристофера и невольно вспомнила, что точно такой же медальон носил Марк Кидд. Насилуя Энн, он заставлял ее сжимать медальон зубами, потому что это усиливало его возбуждение. Железной рукой он держал ее за горло, и Энн казалось, что еще немного — и она умрет от удушья: реальный мир вокруг нее растворялся, и ее захлестывала мерцающая чернота. В очередной раз Энн попыталась подавить острое чувство стыда. Иногда ее мучили не столько воспоминания, сколько сознание своей беспомощности перед натиском физической силы. Было ли изнасилование Божьей волей, такой же, как землетрясения, грязевые оползни и синдром внезапной смерти у младенцев? Как то, что случилось с Иовом? Как распятие Иисуса? Энн развернула одну из записок и прочла:

Дорогая Энн из Орегона! Меня зовут Сидни Элен Маллен. Полтора месяца назад у меня обнаружили лейкемию, этот диагноз мне поставил доктор из Рено, Невада, где живет моя семья. Я замужем, мне 29 лет, у меня двое детей, сын Джоэл пяти лет и дочка Эрин, ей три года. Мой муж пожарный, он остался дома, в Рено, с детьми, чтобы я могла приехать сюда и исцелиться с твоей помощью. Да благословит тебя Господь!

На этой неделе мне предстоит начать курс облучения. Какие только мысли не приходили мне в голову по дороге! Ведь я все время была одна, даже ночью, потому что спала прямо в машине. Если облучение и химия — это дар Божий, то, отказавшись от лечения, я отвернусь от Бога, а мне этого совсем не хочется. Думаю, мне нужно пройти оба курса. Многим они помогают. Как ты думаешь, можно ли считать облучение и химиотерапию чудесами, дарованными нам Господом?