Дорогу сквозь нее вызвался прорубать Банзай. Он старательно махал своим тесаком, но особых успехов не добился. Кусты-паразиты защищались от нападения не только шипами и колючками, но и прочной, как пластмасса, корой. Острые края травы были не менее опасны, чем само мачете.

В конце концов Томскому пришлось сдаться: передвигаться по дороге хоть и опаснее, но значительно проще, чем по запущенному бульвару с его одичавшей флорой. Как только отряд двинулся по едва различимым трамвайным путям, скорость значительно увеличилась. На протяжении пары километров люди не встретили никаких препятствий, кроме уже ставших привычными остовов машин. Томский уже было решил, что улица будет пройдена без неприятных сюрпризов, когда увидел странное сооружение. Оно перекрывало улицу от края бульвара до тротуара. Первым, что бросилось в глаза, были объемные цифры 1941–1945 в его узкой части.

Присмотревшись, Томский понял, что на трамвайных путях лежит памятник высотой в полтора десятка метров. Сквозь просветы в зеленой поросли, обвившей бетонный монумент, с трудом различались фигуры солдат в касках и с винтовками. Примкнутые штыки упирались в то, что когда-то было постаментом обелиска. Сам по себе упавший памятник не был чем-то необычным для разрушенного города. Удивляло другое. Прямо под обелиском зиял черный провал ямы. Ее края ощетинились обломками асфальта и гранитных плит. Томский никак не мог избавиться от чувства, что в этом, на первый взгляд, случайном нагромождении разнородных фрагментов имеется какая-то система. Памятник мог упасть без посторонней помощи, но тогда его нижняя часть находилась бы у постамента, а не наоборот. Создавалось впечатление, что кто-то специально перевернул и передвинул обелиск таким образом, чтобы сделать над ямой подобие крыши.

Толик поднял руку, подавая отряду сигнал остановки. Следовало быть начеку. Существо, создавшее для себя укрытие таких размеров, должно было обладать огромной силой. Томский осторожно приблизился к краю ямы. Рассмотреть что-нибудь в темноте не удавалось. Пришлось включить фонарик. Луч света уперся в тонкие белые нити. Они занимали все пространство небольшой пещеры. Пересекались, сплетались, образовывали плотные жгуты и полупрозрачную кисею. Ближе к земляным стенам нити утолщались и заканчивались белыми шариками, накрепко прилипшими к мокрому грунту. Вся эта сложная система предназначалась для того, чтобы удерживать в центре пещеры мохнатый кокон овальной формы. Когда его коснулся луч фонаря, кокон заблестел. Он состоял из нескольких десятков слипшихся шариков, наполненных желтоватым желе. В центре каждого шарика можно было различить черный сгусток. Толик, еще не осознав, что именно он увидел, почувствовал отвращение. Когда же его плеча что-то коснулось, невольно вздрогнул. Рядом стоял Владар. С минуту он пристально смотрел на кокон из шариков. Потом выдал свой вердикт:

— Яйца паука. Довольно необычные на вид, но есть ряд характерных признаков, по которым их нельзя спутать ни с чем другим.

Томский машинально прижал руку к груди. Ему показалась, что рана снова начинает саднить. Пауки повсюду. Нападают на людей в Метро. Роют норы на поверхности. Захватывают новые территории. Из этих яиц вылупятся новые твари. Более сильные, более беспощадные. Порождения радиации, которая без конца совершенствует свои творения.

С пауками у Толика были личные счеты. Возможно, это и повлияло на решение позвать товарища Федора. У того ведь всегда имелась в запасе бутылочка.

— Это нельзя оставлять, — сказал Томский. — Их и без того слишком много развелось.

Федор кивнул. Снял с плеча вещмешок и вытащил бережно укутанную в тряпку бутылку с коктейлем Молотова. Вспыхнул фитиль. Бутылка, кувыркаясь, полетела в яму. Полыхнуло пламя. Из-под опрокинутого памятника вырвались клубы черного дыма. Послышалось шипение и треск лопающихся шариков. Томский отошел от поваленного памятника с чувством выполненного долга. Всего лишь бутылка с горючей смесью, а на пару десятков пауков станет меньше. Тоже результат.

И тут загрохотал автомат.

Стрелял Русаков. Прижав приклад к животу, он поливал свинцом руины ближайшей многоэтажки. По ним, расшвыривая в разные стороны обломки бетона и кирпичи, спускалась на улицу хозяйка разоренной норы — огромная черная паучиха.

Габуния наконец отмылся и сразу почувствовал себя значительно лучше. Он продолжал зачерпывать воду пригоршнями и поливать защитный костюм, хотя необходимости в этом уже не было.

Мартин в сопровождении всего взвода расхаживал по частично разрушенному Высокояузскому мосту, с которого открывался отличный обзор во все стороны. Вот только любоваться было нечем — слишком однотипным был пейзаж.

По другую сторону моста возвышались руины какого-то фабричного здания. С наступлением утра ветер стих. Не шевелились больше массивные кроны деревьев, не клубилась ядовитая пыль. В развалинах не наблюдалось ни малейшего движения. Даже река больше походила на мокрую асфальтовую дорожку — ни волны, ни расходящихся по воде кругов. Новые хозяева бывшего мегаполиса убрались в свои убежища и отдыхали в ожидании наступления темноты — времени охоты. А может, стеснялись показывать свое уродство при свете дня?

Гиви собирался подняться на мост. Повернулся к Яузе спиной и вдруг замер на месте.

Он не слышал ни единого звука, просто инстинктивно ощутил присутствие рядом чего-то необычайно враждебного. Взглянул на реку. Посередине Яузы вздымалась странная волна — черный водяной бугор высотой метр-полтора. Она быстро двигалась в сторону моста, вызывая к жизни расходившиеся в обе стороны более мелкие волны. Габунии никогда в жизни не доводилось видеть волн, но он понял, что с этой было что-то не так. Вода с плеском ударилась о берег.

Едва различимый звук произвел на Гиви эффект разорвавшейся бомбы. Он бросился бежать. Несколько раз падал, спотыкаясь о выступавшие из земли корни деревьев, и едва не визжал от страха. Ему казалось, что существо, выбравшееся из Яузы, ползет вслед за ним и вот-вот настигнет. Гиви карабкался по откосу, отчаянно хватаясь за ветки кустов. Малейшая задержка грозила обернуться гибелью. В несколько прыжков Габуния выбрался на дорогу, споткнулся и со всего маху врезался грудью в остов легкового автомобиля. В панике он забыл о том, что препятствие можно обойти, и с трудом протиснулся через салон. Упав на выходе в очередной раз, он с облегчением увидел перед собой шнурованные сапоги Мартина.

— Что на этот раз, Гиви? — ехидно поинтересовался Лацис. — Мания преследования?

— Надо отсюда убираться! — Гиви с трудом принял вертикальное положение. — Посмотри на реку.

— Чем тебе река не угодила?

Лацис взял Габунию за руку и подвел к краю моста. Перевесился через уцелевший фрагмент ограды, внимательно вглядываясь в черное зеркало воды, но ничего достойного внимания не заметил. Он выпрямился и не без сожаления посмотрел на приятеля:

— Река как река… Что ты видел, паникер?

Гиви осторожно выглянул за ограждение. Действительно, ничего подозрительного. Бугор бесследно исчез. Поверхность Яузы стала гладкой, как стекло. Лацис снова наклонился над водой, однако как ни всматривался, не увидел ровным счетом ничего. Габуния собирался с мыслями, пытаясь отыскать нужные слова, чтобы описать явление, которое его так напугало, но не успел. Мост содрогнулся от мощного удара. Вокруг перил, на которые всего несколько секунд назад опирался Мартин, обвилось что-то черное, мокрое и невыразимо гадкое. Рывок… Край моста с остатками ограждения с шумом рухнул в воду.