Преодолев множество препон и жестокую нехватку денег, Сондерс все-таки выполнил свое обещание: 10 февраля 1951 года в театре “Кембридж артс” состоялась премьера “Лощины”, в главной роли блистала Жанна де Касалис.

Агата премьеры не дождалась, сославшись на то, что ей надо вернуться в Багдад, но нашла способ обозначить свое присутствие на первом спектакле – букетами цветов. “Жанне что-нибудь экзотическое, а остальным исполнителям можно тюльпаны, только чтобы всем разного цвета”, – наказала она Корку в письме из Ирака и еще попросила премьеру назначить на ее именины, в день святой Агаты.

На той же неделе, что премьера, случилась беда: умерла мать Макса, у нее обнаружили рак кишечника, уже неоперабельный, за две недели до смерти.

Агата снова написала Корку, попросив оплатить все ритуальные расходы и добавив, что в данной ситуации столь быстрый уход для ее бедной свекрови был “небесным благом”.

Макс был раздавлен, его страдания усугублялись тем, что он не смог поехать на похороны.

Узнав про случившееся, Макс долго рыдал, и Агата по-матерински его утешала, гладя по заметно поредевшим волосам, терпеливо выжидая, когда иссякнут слезы. В тот день ласково сияло солнце, а до этого долго шли дожди. Откуда-то доносился аромат жареной баранины и рев верблюда. Но осиротевший Макс не замечал погожего дня и мирских радостей. Обессилев от слез, он так и уснул в объятиях Агаты.

Там, в Ираке, и в благополучные дни хватало испытаний, просто житейских. Но, повторяем, Агата никогда не жаловалась на неудобства. Привыкла к палатке, даже с удовольствием там ночевала, забравшись в спальный мешок, разложенный на коврике (а коврик, в свою очередь, был разложен прямо на земле). Походные жилища она воспринимала как свой дом.

Права для показа “Лощины” в Америке были проданы Ли Шуберту, возглавлявшему театр “Шуберт”, но вообще-то гастрольная жизнь спектакля началась с лондонского театра “Форчун”. Премьера была намечена на седьмое июня. Агата, конечно, радовалась успеху своего детища, но в письме Корку сетовала, что “ужас, опять придется как-то пережить премьеру”, ведь в Англию они с Максом приезжают в мае. “Ну почему ты не договорился, чтобы первый спектакль отыграли до моего приезда?” – спрашивала она.

А в марте 1951 года вышел роман “Багдадская встреча”, то есть в отсутствие Агаты, что не преминули отметить некоторые критики. И еще они (практически в один голос) отметили, что этот шпионский триллер написан блистательно. Энтони Ваучер из “Нью-Йорк тайме” отозвался так: “Один из самых замечательных нынешних наших авторов порадовал нас в высшей степени замечательным романом”.

Любопытно и то, что этот полюбившийся многим романтический триллер был написан в персональном кабинете Агаты. Свершилось: к их возведенному из кирпича-сырца дому в Нимруде была пристроена квадратная комната (обошлось это в 50 фунтов), на двери которой имелась табличка со словами “Бейт Агата” (то есть “Дом Агаты”). Это было ее святилище, как та любимая гостиная на Шеффилд-террас. Да, это было ее личное пространство, и снова ничего лишнего: стол с пишущей машинкой, два стула и две картины местных художников. На одной – “дерево, а под ним корова с печальным взглядом; на другой филигранный затейливый рисунок, похожий на узор в калейдоскопе”. Хорошенько приглядевшись, на “затейливом” изображении можно было рассмотреть “двух осликов и их хозяев, которые ведут их по суку[71]”.

Появление “Дома Агаты” было истинным волшебством, значительно усилившим творческую активность его хозяйки. Она сочинила в своем убежище целых две новинки, “Миссис Макгинти с жизнью рассталась”, где присутствовал Эркюль Пуаро, и “Фокус с зеркалами”, с мисс Марпл. В “Бейт Агата” была начата и “Автобиография”, главным образом из-за искреннего желания рассказать правдивую историю своей жизни, славы ей хватало и так. (Вот почему в нашей книге чаще всего цитируется именно “Автобиография”.)

Итак, в мае Мэллоуэны прибыли в Багдад, а оттуда через пять дней отправились в Англию. Агате вскоре пришлось претерпеть торжества по поводу упомянутой выше премьеры “Лощины” в театре “Форчун”. А осенью, восьмого октября, состоялась еще одна премьера этого спектакля в театре “Амбассадорс” (что в лондонском театральном центре “Ковент-Гарден”). Сондерс позаботился о том, чтобы на маркизе над входом в театр написали не только название пьесы, но и имя автора. Агата была счастлива, спектакль ей понравился, хотя, конечно, как всегда, очень смущало повышенное внимание со стороны публики.

Вот и прошлым летом, даже когда она жила “на отшибе” в укромном Гринвее, время от времени ее донимали любопытствующие поклонники, даже туристы из Швеции, письмо их “предводителя” настигло ее в Багдаде. Мистер Лайонел Хьюитт сообщал, что “небольшая совсем группа преимущественно из школьных учителей” едет в Англию, и запросто просил разрешения наведаться в Гринвей, в тот день, когда у группы намечен осмотр достопримечательностей на берегах Дарта.

“Миссис Кристи будет очень рада принять Вас и шведскую группу 13 июля”, – получил ответное письмо мистер Хьюитт, правда не от самой Агаты, а от ее порученца Корка. Мало того, гостеприимная хозяйка собиралась угостить посетителей холодным ланчем, хотя выяснилось, что в “небольшой совсем” группе будет двадцать пять человек.

Другим туристам повезло меньше. Компания путешественников собралась разбить лагерь на территории поместья Гринвей, но их попросили этого не делать, о чем поведал редактор “Пикториэл пресс”, который надеялся получить снимки Агаты Кристи в непринужденной домашней обстановке. “Дорогой Эдмунд, – просила она в письме, – хотя ты сам настоятельно советовал согласиться, пожалуйста, избавь меня от этого”.

Просьб об избавлении от тех-то и тех-то с годами становилось все больше. В начале пятидесятых уже были написаны лучшие произведения Кристи, однако популярность ее неуклонно росла и досадные издержки оной – тоже. Агата была кумиром миллионов читателей, королеву детектива рвали на части, требуя ее высочайшего внимания.

Писала она по-прежнему замечательно, но теперь гораздо меньше, ибо часто отвлекалась на другие занятия. Усердно помогала Максу в его археологических трудах, баловала внука, которого обожала всем своим пылким сердцем, возилась в саду, играла на пианино, готовила разнообразные гурманские блюда (и, разумеется, наслаждалась ими). Просто-напросто работа над книгами перестала быть главной в ее жизни, поэтому и сюжеты стали менее изощренными и оригинальными.

Однако в Соединенных Штатах Агату Кристи продолжали нещадно обдирать. С 1931 по 1941 год с нее удержали 160 тысяч долларов налогов, и это лишь часть данных. Переписка с законниками растянулись на годы, и суммы, истраченные на услуги юристов, к двенадцатому году разбирательств с американскими налоговыми службами тоже достигли астрономических цифр.

Вот так, с одной стороны, перепалки с налоговиками, с другой – семейные радости и хлопоты. Существуя между двумя этими полюсами, Агата решила, что хватит с нее и одной книги в год. Она рассуждала так: “Если я стану писать две в год, то получу в конечном итоге не намного больше, а работать придется очень интенсивно”.