Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Ирма Гавриловна в третий раз выглянула в окно и обвела глазами сад. Садовника по-прежнему не было видно. Пошевелив ноздрями, она расправила плечи и отправилась на разведку. Если старик снова перепил и спит в жасминовых кустах, она его разжалует. Вернее, сделает так, чтобы его разжаловал Георгий Николаевич.
Она спустилась вниз и вышла на улицу. Летний вечер был тих, свеж и приятен всякому, кто ценит маленькие радости жизни. Ирма Гавриловна не обратила на красоты природы никакого внимания – в ее жизни было слишком много разочарований, отчего душа ее усохла, из нежного плода превратившись в сухофрукт.
Неторопливой походкой надсмотрщика Ирма Гавриловна прошла по мощеным дорожкам вокруг особняка, но никаких следов садовника не обнаружила. После чего направила свои стопы в сторону шоссе. Сделав несколько шагов, она внезапно остановилась. На дорожке что-то привлекательно зеленело. Сделав еще полшажка, экономка обнаружила, что это десятка, свернутая пополам. Она подхватила ее с земли и, держа двумя пальцами, двинулась вперед. Через некоторое время изумление ее возросло, потому что она увидела еще одну десятку. Бумажка, оброненная дальше, имела другой, более ценный цвет. Это был полтинник.
Ирма Гавриловна не знала, что и подумать. Может быть, садовник был настолько пьян, что, уходя, оставил за собой шлейф из своей получки? Впрочем, сегодня было вовсе не то число, когда ему выплачивали деньги. Через пять минут в руках у Ирмы Гавриловны скопилась такая куча мятых денег, что она была вынуждена остановиться и сложить их в аккуратную стопочку. Самое удивительное, что деньги не кончались!
Экономка миновала живую изгородь и вышла на дорогу. Внимательно обшарив глазами песок под ногами, она заметила краешек очередной купюры, валяющейся на обочине. Нагибаясь часто, как удачливый грибник, экономка шла по дороге, ныряя пальцами в придорожную траву. Купюры лежали все ближе и ближе друг к другу – так близко, что надобность разгибаться вскоре отпала вовсе. Пожалуй, в момент сбора денег Ирма Гавриловна совсем ни о чем не думала. Это занятие изрядно щекотало ей нервы. Еще пара купюр, и голова ее уперлась в чей-то живот.
Перед ней стояли ноги в мужских ботинках. Она подняла голову и моргнула.
– Все, Ирма Гавриловна, вы пришли, – сказал Мартынов и, не таясь, намочил большой носовой платок какой-то неприятно пахнущей жидкостью из большого флакона.
– Куда? – глупо спросила экономка, не зная, как спрятать руки, полные смятых купюр.
В этот момент дверца машины открылась и из нее появилась миниатюрная девица в ярко-красном платье, которое тесно облегало ее симпатичную фигурку.
– Куда? – переспросила она насмешливо. – На поле чудес, Ирма Гавриловна.
Надо сразу заметить, что Пыгову не пришлось усыплять. Потому что, узнав Женю, она, что называется, без посторонней помощи выпала в осадок. И это было хорошо. В противном случае могли бы возникнуть проблемы с ее транспортировкой от машины до квартиры Мартынова.
В вышеупомянутой квартире их встретил энергичный Петя Скобкин. Рукава его свитера были закатаны по локоть.
– Помню эту тетку! – весело сказал он. – Она мне тогда сразу не понравилась.
– Петя, что ты тут навалял? – возмутилась Женя. – Тебя просили соорудить стол для пыток, а ты устроил уголок для столярных работ!
На столе, накрытом белой клеенкой, лежали вещи, после Жениных слов показавшиеся Ирме Гавриловне страшными. Были здесь плоскогубцы, молоток, отвертки разных размеров, а также штопор, разовый шприц и, в довершение всего, итальянский нож для нарезки сыра.
– Послушайте, Евгения, – начала экономка, облизав сухие губы острым кончиком языка. – Я понимаю, что вы не испытываете по отношению ко мне нежных чувств…
Женя обидно рассмеялась и, упав в кресло, закинула ногу на ногу, а руки за голову. В этот самый момент в комнате появился Лаптев в марлевой повязке, оставшейся у него с прошлогодней эпидемии гриппа, и в желтых резиновых перчатках с логотипом «Добрая хозяюшка» на раструбах.
– Что вы собираетесь со мной делать? – не на шутку струхнула Ирма Гавриловна.
– Пытать, голубушка, – безразличным голосом ответил Петя Скобкин.
– А может, я скажу все, что вы хотите, без пыток? – с надеждой спросила экономка.
– Чтоб такая сволочь… – начал Петя.
Женя остановила его движением руки.
– А как вы думаете, Ирма Гавриловна, что мы хотим знать?
– Думаю, – нервно озираясь по сторонам, поспешила ответить та, – узнать причину, по которой я хотела напугать вас.
– Напугать?
– Ну да, когда наехала на вас автомобилем.
– Дорогая моя Ирма Гавриловна, – проникновенно сказала Женя. – Если бы я не отскочила в сторону, вы бы меня переехали насмерть.
– Это была случайность! – горячо заверила ее экономка, сложив руки на груди. – Я давно не сидела за рулем и, вероятно, немножко не рассчитала!
Мартынов, усевшийся на стул, громко поцокал языком.
– Какая безумная неприятность! Вениамин, ты готов?
– Подождите, молодые люди! – взвилась Пыгова. – Вы что, думаете, это сойдет вам с рук? Когда я, покалеченная, возвращусь в дом Георгия Николаевича…
– А кто вам сказал, что вы туда возвратитесь? – с интересом спросила Женя, достав из сумочки пудреницу и поправляя помаду на верхней губе оттопыренным мизинцем. – Не думаю, что вас будут искать с таким же усердием, как Яна.
– Но вы же не убийца, Евгения! – заявила Ирма Гавриловна.
– А вы?
– Я клянусь…
– Вас послал дядя? – захлопнув пудреницу, внезапно спросила Женя. – Убить меня?
– Георгий Николаевич?! – Перманент на голове Ирмы Гавриловны зашевелился и встал дыбом. – Да как вам только в голову могло такое прийти! Да как вы…
– Петя, Геннадий, прикрутите ее к столу! – велела Женя.
Когда ее с обеих сторон схватили за руки, экономка завизжала:
– Хорошо, я вам все расскажу, все! Всю правду, всю подноготную! Это мои происки! Только мои! Я ни за что не должна была допустить вас, Евгения, до Кокина и его видеопроката! Ни за что!
– Ого, это уже интересно, – кивнула головой Женя. – Отпустите-ка ее ненадолго. Итак, почему же я не должна была общаться с Кокиным?
– Потому что он мог рассказать вам кое-что про меня, – сказала Ирма Гавриловна. Лицо ее стало землисто-малиновым и напоминало теперь цветом порченую свеклу. – Я не знала, какие у вас с ним дела, но чувствовала себя в опасности. Вся моя жизнь, моя карьера была под угрозой!
– Карьера? Что-то я не понимаю…
– Вы ведь знаете, как Георгий Николаевич относится к сексуальной разнузданности, ко всякого рода непристойностям и всему такому?
Мартынов, Веня и Женя обменялись изумленными взглядами.