От грибка, как известно любому садоводу, сильно страдают растения. Некоторым видам грибка, например фитофторе Phythophthora infestans, вызвавшей «великий голод» в Ирландии из-за массовой гибели урожаев картофеля, удавалось повлиять на ход истории. Из-за других – возбудителя синдрома белого носа у летучих мышей Pseudogymnoascus destructans и хитридиомицетов, поражающих земноводных, – оказывались на грани уничтожения целые виды{561}.

И тем не менее если патогенные бактерии и вирусы атакуют человека на каждом шагу, то из грибковых патогенов нам досаждает разве что случайно подхваченный кандидоз или микоз стопы[19]. Возможно, дело в нашей теплокровности, говорит Касадевалл. В отличие от рептилий, растений и насекомых, которые регулярно оказываются жертвами грибковых патогенов, млекопитающие в любую погоду поддерживают обжигающе горячую температуру крови – на двадцать с лишним градусов больше средней температуры окружающей среды на планете (около 16 °C). Большинство грибов, приспособленных к внешним температурам, не выдерживают жара нашей крови и сгорают в костре нашего организма.

Тепло – настолько эффективное средство от инфекций, что к нему прибегают и рептилии, создавая «искусственный жар»: заразившись, они греются на солнце и тем самым повышают внутреннюю температуру. Для лечения хитридиомикоза у лягушек достаточно, как установили ученые, согреть их до 36,6 °C.

Как предполагает Касадевалл, не исключено, что именно благодаря усиленной защите от грибковых патогенов теплокровным млекопитающим удалось превзойти рептилий после того, как вымерли динозавры. Холоднокровный образ жизни гораздо экономичнее нашего. Теплокровность вынуждает млекопитающих потреблять в сутки в десять раз больше калорий, чем мы потребляли бы, будучи холоднокровными{562}. «Вот вы, млекопитающие, – журил слушателей Касадевалл на утреннем выступлении по соответствующей теме. – Вы недавно позавтракали, а наверняка уже подумываете об обеде». (Мой живот согласно заурчал.) Стадо крокодилов не задумывалось бы о еде еще неделю. И тем не менее, когда вымерли динозавры, их собратья-пресмыкающиеся не сумели занять освободившуюся нишу. Гегемония перешла к мелким, неэкономичным – но при этом неуязвимым для грибковых патогенов – млекопитающим.

Особенно важную роль теплокровность как защита от патогенов играла на самом раннем для Homo sapiens этапе обитания на Земле. Большинство наших патогенов были приспособлены в то время к температуре окружающей среды, поскольку именно во внешней среде проводили по крайней мере часть жизни. (Человеческие организмы были еще слишком немногочисленны, чтобы избрать их местом постоянного обитания.) И теплокровность их отпугивала. К сожалению, сегодня большинство патогенов передается нам от других млекопитающих, а значит, до нас они добираются уже адаптировавшимися к теплокровности. Тем не менее, напоминает Касадевалл, мы по-прежнему избавляемся от них с помощью жара – атавистического привета первобытным временам, когда повышение температуры тела спасало нас от патогенов.

Беда в том, что теплокровность отталкивает грибковые патогены лишь постольку, поскольку температура нашего тела отличается от окружающей температуры, привычной грибам. Если грибковые патогены эволюционируют в направлении переносимости повышенных температур, разница пропадет. Технически такая эволюция возможна: в лабораторных условиях из грибов, обычно погибающих при температуре около 28°С, удается вывести выдерживающие температуру до 36,6 °С. То же самое может произойти при изменении климата в масштабах планеты: грибы будут медленно, но верно приспосабливаться к повышению температуры, пока в какой-то момент для них не окажется приемлемой температура человеческого тела.

Появление жароустойчивых грибов, предупреждает Касадевалл, будет грозить нам инфекционными болезнями, каких мы еще не знали. И, кроме теплокровности, защититься нам от них нечем. «Не верите мне, спросите земноводных, – говорит он, имея в виду уничтожающие их грибковые патогены. – Или летучих мышей»{563}.

По мере повышения общемировых температур грибковые патогены уже начинают просачиваться в зону действия инфекционных болезней. В Калифорнии и Аризоне число случаев так называемой долинной лихорадки, которую вызывают живущие в почве грибки Coccidioides immitis и C. posadasii, увеличилось к 2009 году в семь раз по сравнению с 1997 годом{564}. Программы мониторинга заболеваемости – HealthMap и Pro-MED – все чаще сообщают о вспышках грибковых болезней. В 2011 году HealthMap зафиксировала вдвое больше случаев, чем в 2007-м, а Pro-MED отмечает семикратное увеличение с 1995 по 2010 год{565}. Возможно, это случайные всплески, за которыми последует спад, а может, это предвестники наступления грибковых патогенов, вызванного климатическими изменениями.

* * *

Климатические сдвиги, как и все остальное, чем мы сегодня навлекаем на себя угрозу пандемии, – продукт современной эпохи. Каждый атом избыточного углерода в атмосфере обязан своим появлением там деятельности, сопровождавшей становление капитализма – от запуска первых фабрик, работающих на угле, до сегодняшних прожорливых автомобилей и самолетов. Это значит, что противодействие следующей пандемии требует так или иначе заняться новыми проблемами, порожденными индустриализацией и глобализацией. Но это поможет лишь частично. Даже если завтрашняя пандемия – продукт современной эпохи, пандемии как таковые появились не сегодня. Призрак заражения преследует наш род уже миллионы лет.

И хотя динамика инфекционных заболеваний – от холеры в XIX веке до новых современных патогенов – диктуется определенными историческими условиями, нынешняя борьба с патогенами – это просто очередная схватка в гораздо более давнем, более опасном и сложном противостоянии между нами и микробами.

Непосредственных исторических данных о досаждавших человечеству древних пандемиях у нас нет. Судить о них можно лишь по косвенным признакам, по оставленным ими отпечаткам и отголоскам. Но, согласно эволюционной теории и растущему массиву доказательств из области генетики и других наук, пандемии и вызывающие их патогены сыграли немалую роль в формировании основополагающих аспектов человеческой природы – от воспроизводства до смерти. Они обусловили разнообразие наших этносов, исходы наших войн, передающиеся из поколения в поколение представления о красоте, не говоря уже о наших организмах как таковых и их уязвимости для сегодняшних патогенов. На современных факторах, провоцирующих пандемии, их древнее могучее воздействие сказывается точно так же, как на течениях – воздействие приливов и отливов.