заедала зависть к Полине, что та отправляется на кастинг шоу.

– Полина смошенничала с клипом, который послала на телевидение. В студии на ее запись наложили голос Аглаи. И твоей подружке стало об этом известно, – заметил Гектор.

– Аглая мне ничего не говорила, я про это первый раз слышу. И какой смысл? Во время прослушивания обман бы сразу открылся.

– Ну, Полина считала, что главное – попасть на конкурс. А там бы она уже действовала по обстановке.

– Она умом не блистала, глупенькая красотка, – ответил Зарецкий. – Куда ей было до одаренной младшей сестры. Но я о подмене голоса вообще ничего не знаю. Аглая со мной не делилась.

– Еще у меня вопрос. Пяткин подслушал, как ты рассказывал Аглае о казни наших пленных солдат боевиками в ауле… Было такое?

Тромбонист Зарецкий молчал.

Затем оперся локтями о столик и спрятал лицо в ладонях.

Выражение лица Гектора тоже изменилось. Катя чувствовала: они с тромбонистом сейчас оба далеко… вместе… у подножия покрытой снегами горы под названием Тебулосмта.

– Ты рассказывал ей, – тихо, утвердительно произнес Гектор. – Видишь, братан, кое-что ты все же помнишь, хотя и твердишь – нет, нет… Такое до конца жизни не забудешь. Как ни старайся. По себе знаю.

– Я самой казни не видел. Их убили в яме, в подвале, где держали. Когда наши войска подошли к аулу, мой хозяин вытащил из ямы их головы… И водрузил на ограду из камней против танков, которую на улице построили пленники. – Голос Зарецкого сорвался и стал похож на тот, которым он говорил ночью во время грозы – надтреснутый, тонкий. – А Пяткин, значит, нас подслушивал? Его что же, не только Полина интересовала, но и… Аглая?

Они все какое-то время молчали. Затем Гектор спросил:

– Парень, что спас брата Гарифы из ямы… Мы никак до него не доберемся. Любая информация важна. Вспомни о нем все, что можешь. Пожалуйста, Женя.

Тромбонист отнял руки от лица.

– Я его видел пару раз – только на тусовках на фестивале. Когда Гарифа и Полина схлестнулись… но я говорил вам… Старше нас всех. Ему было лет за двадцать. Такой крепкий… не очень высокий, но спортивный. Меня на Змеиный луг Аглая привезла на багажнике велика, а он привез Гарифу на мотоцикле – она сидела сзади… Мы на дороге с ними поравнялись. Это я помню. Гарифа его обнимала. У нее глаз прикрывал черный платок, как у пиратов. А ноги свои голые загорелые – она была в шортах – закинула ему на бедра, как байкерши. Но она же не была байкершей… Я думаю, жест напоказ… Ну, они, наверное, были уже близки. В интимном плане.

– Она его называла Алик, как и Полина. Но его полное имя… – Гектор уже хватался за соломинку.

– Я не знаю его имени. Алик? Никогда не слышал.

– Где у вас похороны завтра?

– На Троекуровском кладбище, а затем в ресторане поминки.

– Ника-пианистка с тобой поедет? В Кашин она не ездила, – отметил Гектор.

– В Кашине рояля для нее не нашлось. А завтра мы вместе на моей машине поедем, – ответил Зарецкий.

– Не разлучайтесь с ней, – посоветовал Гектор. – Лучше тебе с девушкой сейчас быть вместе. Большая просьба у меня – прояви максимум осторожности, Женя. У тебя теперь есть номер моего мобильного. Звони в любое время, если что.

Зарецкий смотрел им вслед, выйдя из клуба их проводить. Поднял руку и робко помахал им.

Глава 28

Жертва

– Наш Женя Зарецкий пережил контузию, когда в колодце сверху на него посыпались бревна и он получил удар по голове. Истоки его проблем с провалами в памяти в том колодце. Я контуженых видел, – заметил Гектор, когда они распрощались с тромбонистом. – В момент удара молнии в зонт он заработал вторичную контузию. И она снова сыграла роль, но как бы наоборот – он бессознательно вспомнил, что видел, но забыл после падения в колодец. И не сбрасываем со счетов его минно-осколочную травму в раннем детстве – он ноги лишился, и тогда тоже могла быть контузия при взрыве мины. Потому что он не помнит ни взрыва, ни того, что случилось с ним дальше. Его мозги получили в течение жизни мощную встряску. Удивительно, что он вообще нормальный, рассудком не тронулся. Ресурсы организма велики… Тромбониста военным медикам следует изучать как феномен.

Катя соглашалась с ним. Она жалела Женю Зарецкого до слез – как помочь ему? Слишком много всего для одной судьбы… Его сравнение себя с античным флейтистом Марсием – жертвой страшных мук, насилия и крайней жестокости – свидетельствовало, по мнению Кати, о глубокой незаживающей ране в его душе. Как ни старался, он не мог свою рану скрыть. Точно содранная кожа на обрубке ноги, она саднила, болела, кровоточила, а он терпел…

Заметив, что она расстроилась, Гектор бодро предложил пообедать в известном мексиканском ресторане на Пятницкой. Но Катя отказалась – до инъекций осталось мало времени. Перед возвращением в Чурилов надо еще домой заехать, как и намеревались, – поэтому лучше будет взять мексиканскую еду с собой и спокойно пообедать дома и…

– Ширнуться! Пальчики нежные. – Гектор мечтательно закрыл глаза, словно предвкушал.

В мексиканском ресторане он назаказывал такос – с креветками и авокадо для Кати, с мясным фаршем себе, а также фахитос, запеченные перцы, сальсу, гуакамоле, домашний лимонад. Они забрали увесистые пакеты с едой и бутылки.

Дома на Фрунзенской Катя спокойно, без суеты сделала ему уколы – она приобретала все большую сноровку и радовалась, что уже не трясется как овечий хвост, перед тем как «кольнуть». Хотела было позвонить эксперту Сивакову – обезглавленное тело Гарифы доставили в областное бюро судмедэкспертиз, как и трупы супругов Мосиных. Однако Гектор попросил ее подождать с «корифеем-потрошителем». Сначала обед. «А то от подробностей прозекторской ты опять аппетита лишишься».

И они устроили пир. Лимонад решили прихватить в дорогу, а такос и фахитос запили кофе. По уже сложившейся традиции, Гектор, деловито воцарившись на кухне, приготовил в кофеварке мятный капучино для Кати (гостинец-сироп снова сгодился), а себе двойной эспрессо.

Пока мексиканская еда разогревалась в духовке, Катя привела себя в порядок, переоделась, отправив в бельевую корзину и свои пыльные льняные брюки, футболку и рубашку. Достала из шкафа в спальне другие льняные брюки – черные, свободные, натянула серую футболку, надела поверх чистую белую рубашку. Сунула в шопер льняную куртку в тон брюкам, легкий жилет-пуховичок непродуваемый, сменную футболку, чистое белье, а также флакон миста-дымки для волос и тела, белые шелковые