– Ты уже высказал свое мнение, Грим! – прервал его кто-то из аудитории. – А теперь заткнись!

Реплика была встречена аплодисментами и улыбками. Грим беспомощно покачал головой.

Стиву захотелось вскочить и сказать всем про абсурдность происходящего, но Джослин проявила проницательность и крепко схватила мужа за руку:

– Не надо, Стив! Пожалуйста! Подумай о Тайлере и Мэтте.

Стив ошеломленно поглядел на нее – в глазах Джослин плескался страх. Ясно. В прошлый раз, когда речь шла об Артуре Роте, горожане простили Стиву бездумный идеализм. Но теперь-то все иначе. Коллективное помешательство взяло верх над логикой, кризис был необратим, да и горожане ощущали себя героями!

Преступники пойманы, и правосудие свершится. Тех, кто побивал камнями ведьму, выкурили из их нор!

Значит, ради сыновей Стиву придется попридержать язык за зубами.

– Они вынесут вопрос на голосование, – прошептала Джослин. – Наберемся терпения.

– Прости, не могу, – вдруг взвился Стив.

И поглядел на Пита, ища поддержки. Но Пит смотрел вдаль с отсутствующим выражением лица, как человек, который узрел наяву худший из своих кошмаров. Он вцепился в руку Мэри, и Стив сообразил, что у Пита нет ни малейшего желания встать и говорить.

Береги Тайлера, сказал себе Стив. Ты понимал, что так оно и будет.

Но не так же!

Ладно, кого ты пытаешься обмануть? Ты знал все заранее. Держи рот на замке, иначе поплатишься.

– Папа, я хочу домой, – сдавленно проговорил Тайлер.

Стив потрепал сына по плечу.

А ведь сегодня могли судить и Тайлера, подумал он.

Да уж… в Блэк Спринг совершенно незачем фантазировать о том, как они с Тайлером поплывут на барже по Гудзону! На кон поставлено будущее его сыновей – их нормальная жизнь в этом проклятом городе.

«Ты ведь не хочешь их погубить?» – спросил себя Стив и откинулся на спинку кресла, стиснув губы.

Дальнейшее заседание собрания прошло для него как в тумане. Мистер Шайер призывал горожан к состраданию. Его дом стал непригодным для жилья в результате поджога, сказал он, почему бы людям не проявить милосердие к Бураку?

А еще мистер Шайер говорил о том, что необходимо наводить мосты и стремиться к взаимопониманию. Однако у него был сильный акцент, и вскоре он совсем распалился. В итоге возмущенные охранники были вынуждены удалить его из зала.

В задних рядах началась драка. Мистер Уокер, вырвавшись из ее гущи, пригрозил, что сообщит о Катерине в прессу. Пусть только попробуют избить его сына плетьми!

Но ни угрожающие взгляды горожан, ни слова главы Совета о Дурогородке уже не потребовались. Было очевидно, что мистер Уокер сломлен. Он принял ситуацию, а сейчас просто выпустил пар и смирился: само выражение его лица свидетельствовало об этом.

Но, похоже, мистер Уокер без колебаний проголосовал бы за наказание, если бы на месте Бурака был кто-либо другой.

Гризельда Хольст (выяснилось, что она тоже оказалась в зале) пыталась протестовать, заливаясь слезами. Ей дали говорить дольше всех, поскольку горожане испытывали к ней наибольшую симпатию. Однако Стив понимал, что это формальность, которая ничего не изменит. Люди почуяли кровь, им не терпелось начать голосование. Вдова мясника напомнила им о трагическом прошлом Джейдона: о том, как над мальчиком издевался его покойный отец, об эмоциональном надломе, ставшем причиной его состояния. Гризельда убеждала Совет в том, что ее сына необходимо лечить, а не наказывать.

– Дорогие друзья, умоляю вас! Мы ведь друг друга знаем, верно? Вы каждый день покупаете у меня стейки! Гамбургеры, телячьи котлеты, куриные крылышки, паштет!

– Уведите ее, пока она не перечислила весь ассортимент мясной лавки! – выкрикнул какой-то умник.

Плоская шутка, но мужчина добился своего. Гризельду, сотрясающуюся от рыданий, выволокли из зала.

Наконец наступил момент голосования. Мэзерс сказал, чтобы все, согласные с приговором, подняли правую руку. В воздух взметнулись сотни рук.

Три члена Совета тоже одобрили принятое решение.

Затем голосование продолжилось: пришел черед остальных, возражающих против жестокого приговора. Стив высоко поднял руку и обнаружил, что к нему присоединились и другие горожане, которых оказалось немало.

Среди них были и члены Совета, включая самого Роберта Грима. Стив приободрился. Голосование неоднозначно. Может, они помогут мальчишкам?

Значит, в зале собрались и адекватные люди, молча возразившие против средневекового балагана.

Когда стали готовиться к письменной процедуре голосования, слово взял Грим:

– Не глупите! Я знаю предписания Чрезвычайного Закона, но, по-моему, это полная чушь! И не забывайте, что, если настанут времена, когда мы освободимся от проклятия Катерины, нам предстоит посмотреть друг другу в глаза! Все останется на нашей совести. Сможете ли вы плясать на площади, распевая «Динь-дон, сдохла ведьма!», если ваши руки будут в крови? Сохраняйте хоть крупицу разума!

Но теперь люди помалкивали.

А письменное голосование было бесконечным. Народ медленно подходил к трибуне, где лежали четыре стопки распечатанных на принтере бюллетеней. Горожанам вручали фломастеры, которыми они ставили галочки в пункте «за» или «против», анонимно, не вписывая свои имена. Стив, Джослин и Тайлер проголосовали почти сразу. Стив кинул самодельный бюллетень в ту самую урну, в которую еще неделю назад бросал другой – во время выборов президента.

Семь дней назад они решали, кто будет править страной в течение последующих четырех лет, Барак Обама или Митт Ромни.

Что за абсурд, подумал Стив. Нити, связывающие Блэк Спринг с остальным миром, уже порвались.

Спустя час проголосовали и те, кто с трудом передвигался или сидел в инвалидных колясках, и те, кто стоял в ожидании возле раздевалки или на балконе. Сортировка и подсчет бюллетеней членами Совета заняли двадцать минут. Стив потерял из виду Джослин, Тайлера и Вандермееров. Еще никогда он не чувствовал себя настолько одиноким и отчаявшимся, несмотря на то что многие хватали его за плечо. Люди жаждали поподробнее расспросить Стива о происшедшем.

Внезапно Стив осознал весь сюрреализм ситуации. Возможно, обитатели этого места вынырнули из прошлых веков: они щеголяли в лохмотьях, пахнущих грязью и хворью, и хотели поглазеть на казнь. Наверняка Дип Холлоу Роуд превратился в грунтовку с колеями, выбитыми колесами телег, решил Стив.

Когда он выйдет на улицу, то услышит колокольный звон.

В Блэк Спринг остановилось время – сейчас на дворе тысяча шестьсот шестьдесят четвертый год…

Стив ощутил смесь усталости и облегчения, когда Колтон Мэзерс воззвал к аудитории:

– Леди и джентльмены, благодарю вас за внимание и не желаю более испытывать ваше терпение! Итак, одна тысяча триста тридцать голосов были поданы «за», шестьсот семнадцать – «против». Вынесенный приговор принимается.