— А я и не против, государь! — в шутку (в шутку ли?) ответил Егор. — Всегда, с лет младых, имел слабость к сельской жизни… Я бы с удовольствием навсегда поселился в деревне. Да вот кто тогда тебя будет охранять и оберегать?

Капитан «Короля» — датчанин по фамилии Лаудруп, неплохо знавший английский язык, скомандовал отплытие. Два пожилых матроса умело убрали сходни, в клюзах противно загремели ржавые якорные цепи, портовые работники упёрлись специальными длинными палками, которые по мере необходимости наращивались — вплоть до пятнадцатиметровой длины, в борт брига, сильно отталкивая его от деревянного пирса и одновременно разворачивая носом в открытое море…

Ветер, дувший с берега, наполнил два прямоугольных паруса, заранее установленные на центральной мачте, «Король» начал уверенно удаляться от полюбившейся всеми Голландии, держа курс на запад…

Когда отошли от берега на три — три с половиной морские мили, произошли два важных и воистину знаковых события.

Во-первых, царь прилюдно сорвал с себя очки и гладковолосый парик, снял накладную бороду и усы. Удивление дворян-волонтёров было безмерно, все застыли с открытыми ртами, совершенно не понимая — что делать дальше…

— Что такое? — дурачился Пётр. — Думали — дьячок Возницын всё это время был с вами? А тут узрели царя, и душа ушла в пятки? Ай-яй-яй, простота лапотная… Ладно, забудем, братцы! Алексашка, полковник Меньшиков! А где два бочонка с вином бургундским, которые генерал Лефорт привёз из Франции? В моей каюте? Нет, так не пойдёт! Выкатить на палубу и распить — в честь моего возращения в должность царскую…

Бургундское послушно распили — до последней капли, уже под общий смех и слегка солоноватые взаимные шутки…

Во-вторых, Лаудруп узнал от Алешки Бровкина, который за этот год научился бойко болтать по-английски, что плыть в Лондон никто и не собирается. Датчанин сперва несказанно удивился, затем разгневался и принялся грязно и длинно ругаться, а в конце разговора, осознав до конца величину денежной суммы, предлагаемой ему за резкую смену курса, сразу же замолчал, согласился со всем и отдал чёткое приказание рулевому — повернуть на северо-восток…

Более того, Лаудруп (через Алёшку) радостно сообщил, что несколько лет назад ему уже довелось побывать в устье реки Невы:

— Тогда, в самом начале июля месяца, «Короля» зафрахтовал один шведский купец. Бросили якорь недалеко от безымянного острова в устье Невы. На том острове стояла фактория чухонская. Целые сутки (ночью там летом очень светло) перевозили на лодках и сгружали в трюм разную копчёную и солёную рыбу: гигантских осетров, морских и речных лососей, ещё какую-то — мне незнакомую, с очень красивыми цветными спинными плавниками. С рыбным грузом пошли в Стокгольм, но по дороге ещё в одном месте бросили якорь, на лодках пристали к холмистому берегу, пешком, вдоль реки ходили в крепость Нарву.

— В Нарву ходили? Зачем? — Глаза Петра сразу загорелись.

— Покупать для нужд своих сыр, сметану, творог, — добросовестно перевёл поручик Бровкин. — Нарва, она славится своей едой молочной…

— Кстати это! — Царь взволнованно потёр одну ладонь о другую. — Всё одно к одному! Заодно взглянем и на эту крепость славную… О чём он, Алёша, ещё толкует?

— Говорит, что придётся в Копенгаген заходить, там бумаги выправлять нужные.

— Какие ещё бумаги?

Пообщавшись пару минут с датчанином, Бровкин доложил:

— До Копенгагена пойдём проливом Каттегат, там путь свободен. Дальше, в море Балтийское, придётся идти узким проливом Эресунн, там уже стоят корабли шведские, документы смотрят. Если что не так, дальше не пропускают, заворачивают назад. Но Лаудруп за дополнительные сто пятьдесят гульденов выправит все бумаги — какие надо…

— Ладно, передай этому жаде, что получит он своё золото… Всё теперь?

— Нет, ещё одно! В устье Невы шведы возвели — на одном из островов, крепость, названную ими Ниеншанц, а там, где река вытекает из озера Ладожского, стоит вторая крепость. Прозывается — Нотебург, Ореховый город — по-нашему… Мимо этих крепостей не пройти, там пушки установлены хорошие. Но за деньги можно договориться. Ещё триста гульденов надо приготовить — как пошлину торговую, её заплатим комендантам Ниеншанца и Нотебурга, и ещё пятьдесят — нашему капитану, за то, что он комендантам слово замолвит нужное…

Ветер внезапно стих, паруса беспомощно повисли на мачтах — бесполезными серыми тряпками.

— Штиль, мать его растак! — через Алёшку объявил Лаудруп — мужчина крупный, усатый, с массивной золотой серьгой в ухе и лицом, украшенным парочкой живописных шрамов. Пират классический — по всем внешним признакам.

— Ну, и что дальше? — забеспокоился Пётр.

— Что будет дальше — знает только Господь Бог! — прозвучал неожиданный ответ — с явной философской подоплёкой. — А возможно, что и он не в курсе. Например, дрыхнет на своём облаке, опившись крепкого пива, и в ус не дует…

Погода вела себя — как ветреная и взбалмошная красотка, не обременённая никакими серьёзными обязательствами и нормами морали…

Штиль, сопровождаемый мелким и противным дождём, продержался почти двое суток. «Король» беспомощно и неуклюже дрейфовал — то на север, то на юг, время от времени медленно поворачиваясь из стороны в сторону.

— Здесь очень слабые и неверные течения, — терпеливо объяснял Алёшка Бровкин — опытный «морской волк». — Мы же сейчас стоим за островами английскими, в спокойном «мешке». Вот если пройти ещё на север — миль сто пятьдесят морских, то там уже есть сильное течение — Гольфстримом прозывается. Дрейфовали бы себе на восток — со скоростью пешехода торопливого, бодрого… Кстати, там и рыбы можно было бы наловить. Пикши там, палтуса, камбалы, крупного окуня морского…

На самом горизонте с западной стороны, виднелось крохотное светлое пятнышко: это дрейфовал, не убирая парусов, ещё один корабль, попавший в полосу предательского штиля.

Потом выглянуло яркое весеннее солнце, совершенно неожиданно и подло, без предупреждения, ударил сильнейший юго-западный ветер, бриг резко завалился на правый борт.

Иван Лопухин, денщик Лефортов, легкомысленно куривший трубку, свесив ноги за борт, сразу же свалился в морскую воду. Вытащить уже не успели…

— Был Ивашка — и нет Ивашки! — печально улыбаясь, прокомментировал это печальное событие невозмутимый герр Франц.

«Король», забирая своими внезапно ожившими парусами тугие порывы ветра, неудержимо рванулся строго на северо-восток, невесть откуда взявшиеся гигантские волны регулярно догоняли бриг, сильно и настойчиво били в его корму. Солнце потерялось где-то в чёрно-синих, плотных и тяжёлых тучах, из которых время от времени вырывались яркие, непривычно тонкие и очень сильно изломанные жёлто-зелёные молнии, угрожающе гремел трескучий, нескончаемый гром…