Когда протесты Романа были категорически отклонены, он по здравому размышлению решил, что пусть Ганна делает, что задумала. Выгоды от ее предприятия были налицо. Во-первых, она провезет его через четко означенный на карте пограничный пункт. А значит, Метеку будет значительно проще объяснить, где следует ждать перебежчика. Во-вторых, перейдя границу где-нибудь в диком месте, Роман рисковал сбиться с дороги и надолго застрять в лесу. В-третьих, при удачном исходе он мог совершенно не опасаться, что где-то там по его душу будет поднята тревога и о нарушителе оповестят все соответствующие службы.

То есть вариант Ганны был идеален. Кроме одного: ящика, в котором сидел Роман.

В общем, сам по себе ящик неплох. Просторный, чистый, уютно пахнущий деревом и травой. Лежи себе на боку и подремывай под мерное укачивание. Можно во сне и границу переехать, почему нет?

Оно-то вроде и так, но Роман чувствовал себя в этом ящике ужасно беспомощно. Все, что он мог, это тихо сидеть и надеяться, что Ганна все сделает правильно и пограничники ничего не заподозрят.

Ну, а если заподозрят? Ведь стоит им поднять крышку, и нарушитель – вот он. Бери и вяжи. И поздно будет барахтаться, с государством шутки плохи. Правда, чтобы поднять крышку, надо сперва поднять с нее Ганну, а сделать это непросто даже в чисто физическом смысле. Но, как говорится, поднимали и не таких…

– Лежи тихо, тихо, – услышал Роман сдавленный голос Ганны. – Приихалы.

Роман скрючился на дне ящика. Хорошо, у самого дна была меж досок узенькая щель, и он хоть одним глазком мог видеть, что делается снаружи.

Снаружи был все тот же былинный сосновый лес. Тишина нарушалась только затихающим в сумерках птичьим щебетом. Скрипели колеса, изредка фыркал конь, хлеща хвостом по вожжам и оглоблям.

Но вот сбоку показалось какое-то строение. Роман увидел только его угол, обращенный к лесу.

– Тр-р! – сказала Ганна.

Повозка остановилась. Стукнули двери в пограничной будке.

– Ого, якысь у нас госты! – послышался громкий голос. – Здоровеньки булы, Ганночка!

– Здоров и ты, Павло. Открывай свою шлагбауму.

– Куда ты так торопишься, Ганна? – возразил Павло.

Роман увидел, что к ним подходит высокий военный с погонами прапорщика. Прапорщик был упитан, молод и щеголеват. Глазки его благодушно поглядывали на сидящую на высоком ящике Ганну.

– Да своячки еду, – пояснила Ганна.

– А шо так на ночь? – удивился прапорщик.

– Днем работы было много. Ну, пропусти.

Однако прапорщик не торопился. Он медленно обошел вокруг повозки, похмыкивая и покашливая. Роман даже услышал запах его приторно-сладкого одеколона.

Ну, если в этой дыре поливает себя одеколоном, то быстро не отпустит, решил Роман.

Пистолет, который он до сих пор умудрился не показать на глаза Ганны, лежал под рукой. Но толку сейчас от него! Стрелять в пограничников нельзя, это – табу. Если только взять на испуг? Но на ту сторону все равно не прорвешься, там всё увидят и наставят автоматы, а возвращаться какой смысл? Так что забыть о пистолете и надеяться на опытность Ганны.

– Всэ ты, Ганна, работаешь, работаешь…

– Ну так не всим же целый день спаты, Павло.

– Ты это на шо намекаешь? – засмеялся прапорщик.

Он игриво пристукнул кулаком по ящику. У Романа слегка загудело в голове. Зачем это она его дразнит? Еще разозлится и устроит досмотр по всей форме.

– А так, ни на шо… – легкомысленно пропела Ганна. – Ну, пропускай, Павло. Своячка ж чакае.

– А мо – свояк?

– Мо и свояк.

– От, Ганна… Ты ж была у их неделю назад.

– Ну и шо, шо была? Соскучилась, то и еду.

– И гостинца везешь?

– Везу, а як же ж в госты без гостинца?

– Вот любишь ты свою родню, Ганна. А мене когда полюбишь?

– Нехай тэбе жонка любыть, Павло.

– Я ж покуль не женатый, Ганна.

– Ну то женись швыдче. Пропускай, ну!

– Ат, веселая ты баба.

Прапорщик прислонился плечом к ящику – повозка качнулась, – понизил интимно голос:

– А то може, покличешь колы в госты, а, Ганночко?

– Може, колы и покличу. А пока на вот сливяночки, щоб служилось легче.

Ганна достала что-то из сумки, стоящей у ее ног, и передала прапорщику. Роман увидел, что тот вертит в руке большую бутыль.

– Ну вот, Ганна, с этого трэба было и починать. Эй, Коваленко, подвысь!

Заскрипел подымаемый шлагбаум.

– Н-но, – шлепнула вожжами Ганна.

Повозка тронулась в путь.

– Давай же аусвайс, тисну печатку, – сказал прапорщик.

– На.

Оформление документов производилось на ходу и заняло несколько секунд.

– Ну, Ганна, добре тоби погостюваты.

– Спасибо, Павло.

– Ох, и красивая ж ты баба, Ганна. Га-га-га…

Послышались звуки шлепков – прапорщик на прощание похлопал Ганну по бедру.

– А ну! – строго прикрикнула она и рванула вожжи.

Конь дернулся и побежал вперед. Украинская граница осталась позади.

Бежал конь недолго. Через пару десятков метров он остановился у польской заставы. Здесь произошел примерно такой же диалог, что и на украинской стороне, только пан подхорунжий был не в пример вежливее прапорщика. Но от бутылки сливянки тоже не отказался.

Таким образом, граница осталась позади. Роман отделался трехминутным вдыханием паров цветочного одеколона и двухминутным выслушиванием комплиментов подхорунжего в адрес пани Ганны.

Вскоре они отъехали на достаточное удаление от КПП, чтобы Роман смог выбраться из ящика.

– Ну, Аня, ты просто гений, – сказал он, целуя в щеку свою спасительницу.

– От, придумав, – засмеялась та, не без удовольствия принимая его поцелуи. – Тут всэ такие гении.

По бокам дороги тянулся прежний лес, но только теперь он выглядел чуть покультурней.

– А где тут поворот на Кашки?

– Зараз будэ, – помрачнела Ганна. – Ще трохи.

У поворота на Кашки Романа должен был ждать Метек. Ганна, которую Роман счел нужным предупредить об этом, заметно взгрустнула от скорого расставания.

Разговор не вязался. Два незнакомых человека, которых на несколько часов сблизили обстоятельства. Роман обдумывал предстоящую операцию, от исхода которой зависело многое в его дальнейшей судьбе. О чем думала Ганна, бог весть, но только она совсем перестала нахлестывать коня и едва сдерживала слезы.

Серый джип «Тойота» с запыленными боками Роман увидел не сразу. В сумерках, на фоне песчаного бугра, он был почти незаметен.