– Такси подано, – сам себя информирует подполковник.

* * *

– Волга, я – Спартак, – доносит наушник «подснежника» голос старшего лейтенанта Парамонова. – Как меня слышишь?

– Я – Волга, – отвечает Разин. – Нормально слышу.

– А Кречета?

Позывной «Кречет» использует заместитель Разина майор Паутов. Он выдвинут на самый дальний аванпост. Похоже, выбрался на такую дистанцию, что связь по «подснежнику» нарушилась. Здесь горы кругом, камни экранируют радиоволны и не всегда дают пробиться.

– Кречета вообще не слышу.

– Он сообщает… Он где-то передо мной… Десять человек… В нашу сторону… Судя по всему, один из них – эмир Абдул, другой – эмир Вагап… Абдул заметно прихрамывает.

– Это они… Кто еще рядом?

– Я – Радуга, – докладывает лейтенант Стогов. – Нахожусь чуть правее Спартака.

– Я – Ясень, – включается в разговор лейтенант Сосненко. – Чуть левее и дальше.

– Приказ… Остановить огнем… Не трогать ни Абдула, ни Вагапа… Остальных можно положить… Скольких сможете… Передайте Кречету… Пусть присоединяется…

– Начинаю я! – Спартак – снайпер высшей категории. Кому начинать, как не ему? – Когда положу пару последних, присоединяйтесь!

Разин в напряжении ждет. Проходит около десяти минут, когда в наушнике раздаются два негромких, с интервалом в пару секунд, хлопка – старший лейтенант приступил к выполнению приказа. Он умеет стрелять по двум целям. Выбирает момент, и второй выстрел следует сразу за первым.

– Я – Спартак. Два – ноль в нашу пользу.

И тут же наушник доносит короткие прицельные автоматные очереди. Прицельно можно стрелять только короткими очередями. Они бьют из разных мест, но в наушнике очереди сливаются в единую, и создается такое впечатление, что огонь ведет сконцентрировавшаяся в одном месте группа. Впрочем, подполковник Разин привык к такому эффекту и в заблуждение не впадает. Смотрит с площадки перед входом в пещеру и ждет сообщения.

– Я – Кречет, – наконец-то прорезается в эфире голос майора Паутова. – Как слышишь, Волга?… Как слышишь?…

– Слышу почти нормально. Не удаляйся.

– Я – Кречет! Как слышишь, Волга?

Если Разин Паутова слышит, то до самого Паутова голос командира не доносится. Горы.

– Я – Спартак! Волга, он вас не слышит… Общий счет: пять – ноль… Пятеро ушли за камни… Вот… Кречет докладывает, возвращаются новым путем. Минуя его прицельную дистанцию. Грамотные…

Разин опять Паутова не слышит. Что с этими горами сделаешь?

– Я – Волга! Попробуйте отследить дальнейшее движение.

– Я – Спартак. Понял… Передислоцируюсь выше… Здесь есть скала хорошая… Может, смогу еще кого-то достать.

Несколько минут в наушнике раздается тяжелое дыхание старшего лейтенанта Парамонова. И ни слова комментария.

– Парамоша! – рявкает Разин. – Где ты?

– Еще пару шагов… Сейчас… Вижу… Далековато, но – вижу… Попробую…

– Куда направляются?

– Во второе ущелье.

– Там нет сквозного прохода. Они это знают.

– Туда идут. Смотрят на склон… Остановились… Смотрят в бинокль… Не на меня, на склон… Все… Я стреляю…

Разин молчит, не желая мешать снайперу. Два новых хлопка доносятся через десять секунд.

– Шесть с половиной! – еще пара секунд, и новый хлопок. – Семь – ноль… Добил, чтоб не мучился… Уходят… За камни прячутся…

– Они пещеру искали… Там был проход… Его «краповые» завалили»… Выходите в преследование. Южная сторона!

– Я – Ростов. Слышу, – докладывает капитан Ростовцев.

– Я – Сокол. Слышу, – присоединяется к нему второй снайпер группы лейтенант Сокольников. – Снимаемся?

– Да, присоединяйтесь к общей группе. Больше никого не отстреливать. Пусть втроем идут. Втроем, иначе они ничего сделать не смогут. Мы вас догоним или ближе к вечеру, или завтра… Следите за эфиром… Сокол, что с наблюдателем?

– Сидит… Звонил по телефону… Скорее всего спутниковая связь… Думаю, обычный доклад…

– Это точно не снайпер?

– Нет, сидит с «калашом».

– Добро, снимайтесь! Я перед наблюдателем «светиться» буду.

* * *

Вагап садится на поваленный ствол сухой сосны. Стонет, как плачет. Толстоват он для полевого командира, и возраст уже не тот, не хватает силенок и выносливости. Ему автоматная очередь в плечо угодила, одна пуля порвала дельтовидную мышцу – такое ранение больше пугает обилием крови, чем представляет угрозу, вторая прошла ближе к позвоночнику и, угодив в спину, прошила эмира навылет, перебив ключицу.

– Там была засада, – решает Хамзат, последний оставшийся с ними боевик Шамиля.

Абдул оборачивается, смотрит туда, куда они так долго и так трудно шли, но откуда стремительно убегали, не замечая ни боли, ни усталости.

– Убитых не вынести…

– Не вынести. Накроют. Себя бы вынести… – плаксиво ворчит Вагап.

В лице его столько боли и ужаса, что он сам, должно быть, этого пугается, и тут же, с присущей ему хитростью, находит выход из положения:

– Куда я такой годен? Нам дела делать надо, а я…

Дескать, не о себе он заботится, а только о грандиозном и важном деле, которое ему, как и другим, поручено. Оправдание звучит убедительно. По крайней мере, для Хамзата.

– Перевяжи его! – как-то само собой получается, что в сложной обстановке эмир Абдул обретает уверенность в себе и начинает командовать. И голос прорезается прежний – негромкий, но властный.

– Засада была, – говорит Хамзат, прикладывая тампон к рваной ране и промокая кровь. – Ждали, похоже… Знали, что подойдем…

– Что твой наблюдатель? – кивок в сторону Вагапа.

Тот сразу начинает подчиняться, словно всю жизнь только и мечтал о том, чтобы поступить под команду к эмиру Абдулу. Вытаскивает телефон спутниковой связи, набирает номер. Отвечают ему сразу.

– Что у тебя? Так… Так… Засаду видел? Такую… В которую мы угодили… Брата твоего федералы убили, пока ты спал… И эмира твоего ранили… А ты не видишь… Значит, место плохое… Сколько человек? Почему? Так… Так… Понял… Миномет? Все… Продолжай…

Он убирает трубку.

– Наблюдателю этот конец хребта не видно. На площадке перед пещерой появляется то один, то другой, то третий. Там что-то высиживают. Может, больше их, но видно было только троих. Чего-то ждут… Еще несколько человек с той стороны долины. Там тоже засада. Не подойти. На самой площадке миномет. Тропу «держит».

– Не подойти? – переспрашивает Хамзат и останавливается, прекращает перевязку, думает. Лицо у него тупое, но думать, наверное, даже он иногда умеет.