Чтобы понять, насколько далеко это от реальной экономики, представьте, что вы зашли в местную бакалейную лавку, чтобы купить яблоко. Вы, вероятнее всего, знаете, какова справедливая цена яблока. Это не значит, что оно стоит 90 центов, а по-вашему, 75 центов — его красная цена, то вы уходите в возмущении. Но вы точно знаете, когда вас пытаются обмануть, а когда нет, поскольку у вас есть некое ощущение (пусть и не точно выраженное) того, сколько это яблоко стоит для вас, иначе говоря, какую ценность вы ему придаете.

Что интересно в этой справедливой цене, так это то, что вас не слишком беспокоит мнение других людей о стоимости яблок. На самом деле вам известно мнение бакалейщика о цене яблок — он эту цену взимает. И, вероятно, у вас есть опыт покупки яблок, на который вы опираетесь, когда выводите для себя разумную цену. Но, по сути, ваше решение сводится к простому расчету: как сильно вы любите яблоки и насколько хорошо конкретное яблоко, которые вы собираетесь купить.

В принципе, ваше решение покупать или не покупать яблоко — независимо. Фактически в любой момент времени потенциальные покупатели яблок самостоятельно оценивают, сколько должны стоить для них яблоки, и одновременно с этим производители яблок оценивают, как дорого им обходится их вырастить и доставить. А значит, в любой момент времени цена на яблоки отражает все миллионы независимых решений, которые принимают покупатели и продавцы.

В противовес этому, курс акции зачастую отражает серию зависимых решений, поскольку, когда много людей вычисляет стоимость акций, их оценка зависит, во всяком случае, частично, от того, что думает каждый участник торгов о стоимости того или иного пакета. Экономист Джон Мейнард Кейнс сравнил биржевые торги с конкурсами красоты: "Профессиональное инвестирование похоже на эти конкурсы в газетах, когда участникам предлагается выбрать шесть самых хорошеньких мордашек из сотен фотографий, а приз присуждается тому, чей выбор как можно точнее совпал с предпочтениями всех остальных участников. Поэтому ему надо выбирать не те лица, которые он считает самыми хорошенькими, но те, которые, по его мнению, более всего придутся по вкусу всем остальным участникам. Выходит, что каждый участник решает проблему с той же точки зрения, что и другие".

Этот пассаж довольно замысловат. Но важнее всего в нем последнее предложение. Кейнс признает, что фондовый рынок — это странное явление в том смысле, что зачастую инвесторы обеспокоены не только тем, что думает средний инвестор, но тем, что думает средний инвестор о мнении другого среднего инвестора. Но зачем останавливаться на этом? Может быть, стоит задуматься о том, что думает средний человек о том, что думает средний человек о том, каково будет мнение среднего человека?

Если вы ввяжетесь в эту игру, выйти из нее будет сложно. Но истина в том, что, невзирая на утверждения Кейнса, не все участники фондового рынка играют в нее. Некоторые (вспомните Уоррена Баффета) действуют независимо, просто выбирая самых симпатичных девушек (т.е. акции лучших компаний) и полагая, что со временем рынок последует их примеру. Другие выбирают девушек, которых считают хорошенькими, но которых, скорее всего, выберут и другие инвесторы. И некоторые инвесторы поступают именно так, как рекомендует Кейнс. Следовательно, чаще всего фондовый рынок — это постоянно изменяющееся, но относительно стабильное сочетание независимых и зависимых решений.

Бумы и крахи возникают, когда это сочетание слишком сильно смещается в сторону зависимости. Например, в случае бума кегельбанов инвесторы восприняли растущие курсы акций AMF и Brunswick как свидетельство того, что все считают кегельбаны будущим Клондайком. Поскольку, похоже, все полюбили акции кегельбанов, инвесторы пожелали владеть ими, что в свою очередь сделало эти пакеты еще более привлекательными. Покупка акций IMF представлялась беспроигрышным вариантом, поскольку в желающих купить эти акции недостатка не было. И по мере того как курс возрастал, особо не возникала потребность провести некий независимый анализ (который породил бы у людей некоторый скептицизм по поводу бума кегельбанов). В результате на смену разнородности мнений, от которой зависит здоровье рынка, пришло шаблонное мышление. Все говорили, что кегельбаны — это Клондайк, и все верили, что кегельбаны — это Клондайк.

Крах — это всего лишь оборотная сторона бума, хотя, как правило, он более внезапен и беспощаден. Во время краха инвесторов точно так же интересует "реальная" стоимость акций, и они точно так же стремятся перепродать их. Разница тут очевидна: во время бума инвесторы уверены, что курс будет расти, во время краха они убеждены, что курс будет понижаться. Настоящая загадка крахов состоит в том, почему они вообще возникают, поскольку большинство крахов в истории не имели под собой веских оснований. Возможно, наилучшую аналогию провел биолог Пер Бак, сравнивший крах рынка с разрушением песчаной колонны. Вы добавляете сверху песчинки, и колонна сохраняет форму и растет. Но в какой-то момент лишняя песчинка приводит к обрушению всей колонны.

Сегодняшние инвесторы, разумеется, более информированы, чем их предшественники. Они знают о том, что случаются бумы и что они редко (или никогда) хорошо заканчиваются. Так почему же так сложно их избежать?

Ответить на этот вопрос нам помогут результаты эксперимента, проведенного в лаборатории экономики при Caltech[26], когда ученые продемонстрировали, как возникает бум. В ходе эксперимента студентам предоставили возможность торговать акциями воображаемой компании в течение пятнадцати пятиминутных интервалов. Каждому студенту для начала выдали по две акции и некую сумму денег, чтобы при желании можно было купить еще акции. Фокус был в том, что в конце каждого интервала времени на каждую акцию выдавался дивиденд в 24 цента. Если у вас была одна акция, в конце первого интервала вам выдавали 24 цента. Если у вас была одна акция в течение всего эксперимента, вы получали 3,6 долл. (0,24 х 15). Поэтому перед началом игры, если кто-то спрашивал, сколько вы заплатите за акцию, правильным ответом было бы — не больше 3,6 долл. После окончания первого интервала вы были готовы заплатить не более 3,36 долл. (3,6-0,24). После второго — 3,12 и т.д.

Суть всего происходящего в том, что не было неуверенности относительно цены каждой акции (как это имеет место на реальном фондовом рынке). Если вы заплатите за акцию больше, чем сумма полученных с нее дивидендов, значит, вы переплатили. И все же в ходе эксперимента цена акций моментально подскочила до 3,5 долл. и оставалась на этом уровне почти до самого конца импровизированных торгов. Когда акции стоили менее 3 долл., люди все равно перепродавали их по 3,5. Когда реальная стоимость акций упала ниже 2 долл., цена все равно не уменьшилась. И даже когда акции стоили менее 1 долл., оставались люди, выкладывавшие за них по 3,5.