— Привет, Татьяна! Тебя тоже сослали сюда?

— Я обедаю, когда захочу. Выпей горячего шоколада. Плюнь сегодня на диету. Добавь сахару в кровь.

— А, была не была. Какая разница!

Сажусь. В зале жарко, и я снова встаю. Ножки стула с визгом царапают кафельный пол. Открываю зарешеченное окно, но это не помогает. Температура что снаружи, что внутри.

— Ты сегодня чем-то взволнована, Маргарита? — спрашивает Татьяна.

Ужасно хочется рассказать ей про Швейцарию. Ужасно хочется рассказать ей вообще все. Мне трудно удержаться.

— Что, заметно? Я думала о том, что мне надо уехать… отдохнуть. Может, даже за границу. Пока не решила куда.

Татьяна подносит зажигалку к моей сигарете. До чего красивые у нее пальцы.

Прислушиваемся, как шумит бойлер на кухне, как в коридоре стучит шваброй уборщица. Татьяна, наверное, хорошо играет на пианино — с такими-то пальцами.

— И у меня появилось странное чувство, — продолжаю я, — Очень грустно. Меня не будет — а здесь все останется по-старому.

Татьяна кивает головой.

— Да, мир как будто смеется тебе в лицо и говорит: «Посмотри, лапушка, я прекрасно могу обойтись без тебя». То же самое твердит человеку и море, просто люди не селятся посреди океана. Особенно обидно бывает, если ты в этом месте рос, или работал, или влюблялся.

Шоколад, которым угостила Татьяна, густой сладостью обволакивает мне язык до самого корня.

— Иногда мне чудится — вот выйду в коридор и нос к носу столкнусь с графом Архангельским из восемнадцатого века.

— И чего же хочет граф от Маргариты Латунской? — смеется Татьяна.

— Бывает по-разному. Иногда просит, чтобы я провела его в спальню императрицы на свидание. Иногда говорит, что закажет мой портрет и повесит в своей галерее. А порой хочет затащить в свою четырех-спальную кровать и так отделать, чтобы я три дня не могла ходить.

— Ты не заставляешь себя долго упрашивать?

Мы смеемся. На кухне открывают кран с водой.

— Похоже, ты большая мечтательница, — замечает Татьяна.

— Вот и Руди так говорит.

— Кто такой Руди?

— Мой друг.

Татьяна закидывает ногу на ногу, чулки шуршат.

— Твой любовник?

Мне нравится, когда Татьяна проявляет интерес к моей жизни. Мне нравится Татьяна.

— В том числе…

— Чем он занимается?

Татьяна находит, что Маргарита Латунская заслуживает интереса.

— Местный бизнесмен.

— Ах, вот как! Это о нем ты говорила на прошлой неделе…

— Разве?

Татьяна снимает ногу с ноги, чулки шуршат.

— Да-да. Расскажи мне о нем поподробней…

— Гроза закончилась.

Я киваю. Тихо, как в гроте.

— Татьяна, помнишь, ты сказала, что любви не существует. Признайся, ведь на самом деле ты так не думаешь?

— Мне жаль, что огорчила тебя.

— Нет, ты меня не огорчила. Но я все время думаю об этом. Если любви не существует, то какая сила удерживает зло и любовь в разных клетках?

— Сложный вопрос. Ты сохранила надежду, я поняла это с первого взгляда.

— Ты открыла мне свой секрет. Могу я доверить тебе свой?

— Конечно.

— Видишь ли, раньше я была верующей. В детстве мама тайком водила меня на службы в церковь. Еще при Брежневе. Это было довольно опасно, засекут — два года тюрьмы. Даже Библия считалась запрещенной литературой.

Татьяна нисколько не удивляется.

— Это, в общем, даже не секрет, — уточнила я. — Скорее притча. Из проповеди, которая мне запомнилась. Однажды человек отправился в путь, его сопровождал ангел. Они вошли в большой дом. Ангел открыл одну дверь. За ней оказалась комната, в ней — скамьи вдоль стен, на скамьях — люди, сидят вплотную друг к другу. У каждого в руках серебряная ложка с длинной, в рост человека, ручкой. В центре комнаты стоит стол с угощением, и все пытаются зачерпнуть, но у них ничего не получается: ложки слишком длинные, до рта не донести — все валится на пол. И хотя угощения для всех предостаточно — все голодны. «Смотри, — сказал ангел. — Перед тобой ад. Эти люди не любят друг друга. Каждый хочет наполнить собственный желудок». Затем ангел провел путника в другую комнату. В ней все было так же, как в первой, только каждый старался накормить не себя, а гостя на другом конце комнаты, и все у них ладилось. «Смотри, — сказал ангел, — Здесь каждый думает не о себе, а о другом. И потому все сыты. Это рай».

Татьяна подумала мгновение и сказала:

— Не вижу разницы.

— Как не видишь?

— Никакой разницы. И в аду, и в раю хотят одного: набить желудок. Но те, что в раю, обстряпывают свои делишки похитрее, вот и все. — И она рассмеялась.

Я не нашлась, что ответить. Увидев выражение моего лица, Татьяна прибавила:

— Прости, Маргарита…

Минуты еле ползут, как раненый гангстер из голливудского фильма.

Я знаю, что в бизнесе Руди иногда вынужден проявлять жесткость, но между решительностью и насилием есть различие, как есть оно между бизнесменом и гангстером. Я никогда не обольщалась на этот счет. Руди умеет действовать решительно. Но что ему остается делать, если люди не возвращают долги? Руди не может раздавать деньги направо и налево, он же не благотворительный фонд. Когда человек берет деньги в долг, он обещает вернуть их в срок, а если не выполняет свое обещание, Руди со своими друзьями имеет право принять те меры, которые сочтет нужным, чтобы в один прекрасный день не остаться с пустыми карманами. Просто в голове не укладывается, как некоторые люди не понимают таких простых вещей. Помню, два года назад, вскоре после того, как Руди согласился переехать ко мне, он однажды вернулся ночью с ножевой раной на шее. Вокруг нее запекалась густая, как зубная паста, кровь. Должник передумал возвращать деньги, объяснил Руди. В больницу ехать он отказался, и я сама перевязала рану, разорвав свою блузку из чистого хлопка. Больница — удел бедняков, сказал Руди. Он такой мужественный.

После той ночи Руди купил пистолет, а я — бинтов.

В послеполуденной синеве — облака и вершины Альп. Мороженое и мягкие кресла. В Эдемском саду время отдыха. В кущах дремотный шепот. В воздухе вьются насекомые. Ева принимает решение.

— Ну, спроси свой внутренний голос, чего ты хочешь, — подсказывает змей.

— Это ответственный шаг. За ним — изгнание, менструации, труд в поте лица и родовые муки. У меня к тебе последний вопрос.

— Валяй! — соглашается змей.

— Почему ты так ненавидишь Бога?

Змей улыбается и кончиком хвоста рисует в воздухе у ног Евы спираль.