Кипп уже полез в карман за мелочью, когда откуда-то словно из-под земли возле них выросла пузатая багроволицая тетка и с размаху отвесила девчушке увесистый подзатыльник.

— Ты опять за свое, а, Джина? А помнишь, что мамка талдычила тебе насчет этаких расфуфыренных джентов? Куда ему такая фитюлька? Да ты никак совсем ополоумела, девчонка!

Отвратительная толстуха вырвала крохотную, сшитую из лоскутков куклу из грязного кулачка малышки и сунула ей куклу побольше, вытащив ее из огромной ивовой корзины, болтавшейся у нее в руке.

— Вот так, Джина! И никаких фитюлек по две кругляшки — заруби себе на носу! Чугунная Герта не первый год топчет эти вонючие мостовые. Сколько у меня таких, как ты, поганка ты этакая? Учишь вас, учишь, и все зазря! Ну а теперь хорош дурить! И впарька фазану вот энту! Слышь, Джина, сдери с него десять кругляшек! А фазан хорош — глядишь, и проглотит! Гля, с ним какая фря! Фу-ты ну-ты!

Эбби молча слушала этот бред, не понимая в нем ни единого слова. Голова у нее шла кругом. Еще немного, и она сойдет с ума!

Бедная крошка, вздохнула она. На вид девочке было лет десять-одиннадцать, впрочем, скорее всего из-за той ужасной жизни, которую она вела, малышка просто казалась младше, чем была на самом деле. Голод, нищета, побои сделали свое дело, и кроха была похожа на чахлое, лишенное солнца деревце с уродливым искривленным стволом. Бедняжка даже не вздрогнула, когда эта ужасная толстуха ударила ее — видимо, уже настолько привыкла к вечным колотушкам, что стала принимать их с таким же тупым смирением, как дождь или ветер. Или вообще перестала чувствовать боль. Темно-рыжие волосы ее с красноватым отливом, скрученные на затылке в неряшливый пучок, похоже, давно уже не знали ни расчески, ни мыла.

Худенькое детское тельце, завернутое в какую-то вонючую, протертую до дыр тряпку, на которую страшно было смотреть, казалось бы прозрачным, если бы не покрывавшая его грязь. Из-под лохмотьев торчали исцарапанные коленки. Босые ноги девочки, такие же черные, как булыжники мостовой, по которым она ходила, были сбиты до крови. Огромные прозрачные глаза, серые, как небо в хмурый зимний день, производили какое-то странное, неприятное впечатление. Они смотрели, но как будто не видели… Обтянутое худой, словно пергамент, кожей личико казалось безжизненным. Она поворачивала голову на звук голосов так, словно…

— О Боже, Кипп, — взволнованно прошептала Эбби. — Да ведь она слепая! А это ее мать? Что она говорит? Ничего не понимаю!

— Терпение, Эбби, — попросил ее Кипп. — Сначала скажи — ты хочешь такую куклу? Та, что поменьше, стоит два пенса. А большая кукла намного дороже — эта женщина хочет за нее целых десять пенсов.

Эбби была потрясена.

— Откуда ты знаешь?!

— Это арго, язык уличных торговок, воров и попрошаек, — объяснил ей Кипп, не желая вдаваться в подробности. Не хватало еще проболтаться ей, что в свое время он выучил его для одного из романов Араминты Зейн. Не стоит Эбби знать и о том, что эта самая — как ее? — Чугунная Герта приняла ее за любовницу Киппа, то есть, иначе говоря, за обычную уличную потаскушку. — Эта публика давно придумала свой язык. Некоторые слова они даже произносят задом наперед, чтобы быть уверенными, что никто чужой их вообще не поймет. Кругляшки — это деньги, поняла? И хотя ни одному из этих оборванцев не под силу правильно выговорить слово «кабриолет», однако на своем языке они болтают свободно.

Но Эбби не слушала. Видимо, решив, что крошка Джина не слишком усердствует, Чугунная Герта, внезапно придя в ярость, вновь ударила несчастную девочку, да так, что та покачнулась, едва устояв на своих искривленных ножках.

— Как вам не стыдно, злая вы женщина! Только посмейте ударить этого невинного ребенка еще раз, и я лично прикажу отвести вас в караулку! — набросилась на нее разъяренная Эбби.

Ее крики заставили несколько голов повернуться в их сторону. Оборванные обитатели трущоб выглядывали из окон, какие-то темные фигуры перешептывались в подворотне, готовые тут же удрать, если шпики (иначе говоря — полиция) вдруг решат нагрянуть сюда — поинтересоваться, что за шум поднял тут этот «фазан»и его девка.

И не то чтобы кто-то из них боялся полиции! Все они прекрасно знали, что шпики и пальцем не пошевелят, чтобы помочь маленькой Джине. А уж связываться с Чугунной Гертой или тащить это чудовище в караулку вообще не рискнет ни один из них. Все обитатели здешних мест, и полицейские в том числе, хорошо помнили, каким образом толстуха заработала свое прозвище. У каждого из них еще был жив в памяти случай, когда ей врезали по голове огромным чугунным котлом, а она, вместо того чтобы от такого удара свалиться замертво, проткнула обидчика ржавыми ножницами.

Чугунная Герта, похоже, прекрасно знала, какой репутацией пользуется в здешних кругах, и потому нисколько не испугалась. Низко, по-звериному зарычав, она шагнула к Эбби и уже подняла пудовый кулак, когда изящная тросточка из ротанга, которой так гордился Кипп, свистнула в воздухе, и острый конец ее предостерегающе уткнулся в огромный живот ужасной толстухи.

— Не так быстро, сударыня, умоляю вас! Надеюсь, вы поняли, что церемониться с вами я не намерен? Стоять, я сказал! Вот так, очень хорошо. Или вообще отойдите назад — лучше всего шагов этак на десять. Исходящее от вас амбре… несколько резковато, к тому же я привык к другим ароматам. — Приятно улыбнувшись разъяренной толстухе, Кипп сделал несколько выпадов на манер опытного фехтовальщика и снова сунул трость под мышку. — Да, вот так значительно лучше. А теперь вернемся к нашему разговору. Если не ошибаюсь, мы обсуждали покупку одной из ваших кукол?

— Ничего подобного! — безапелляционным тоном отрезала Эбби. Выпустив руку мужа, она принялась поспешно копаться в крохотной голубой сумочке, висевшей у нее на поясе. — Бог с ней, с куклой! Мне нужен этот несчастный слепой ребенок! Послушайте, Кипп, у меня есть двадцать фунтов. Целых двадцать фунтов! И потом, ведь еще остается мое содержание. Помните, вы мне обещали? Неужели этого не хватит?!

— Эбби, — предостерегающе одернул жену Кипп и уже открыл было рот, чтобы объяснить, какую опасную игру она затеяла, однако вздернутый подбородок и выражение ее глаз ясно дали ему понять, что он опоздал. Чертыхаясь на чем свет стоит, Кипп замолчал. И тут в глазах Эбби появились слезы, и он… растерялся.

Потом он вдруг обрел способность говорить, но то, что сорвалось с языка Киппа, заставило его растеряться снова.

— Ну что ж, очень хорошо, пусть будет по-вашему. Но уж тогда позвольте мне самому договориться с этими людьми.

Слушая их разговор, Чугунная Герта нервно облизывала пересохшие губы. Ее рыхлое тело, похожее на тесто, вылезавшее из квашни, дрожало при мысли о том, какая немыслимая удача идет к ней в руки.

— Ишь ты, чего надумали! Чтобы я дитенка своего заместо кукляшки вам продала! Да еще мою Джину! Радость моя, мой бедный ягненочек, не бойся, никто тебя не отдаст! Слепенькую у мамки отнять задумали!

— Благодарю вас. Вполне достаточно. — В голосе Киппа прорезались стальные нотки. Самым его большим желанием в этот момент было взять жену под руку и немедленно увести из этой клоаки. Но сначала он преподаст Эбби хороший урок — пусть знает, что на свете существуют такие вещи, о которых она не прочтет ни в одном путеводителе.